Небывальщина

— Что вздумалъ?

— Теб отвчать за меня не слдъ, продолжалъ я, — другому то же; такъ оставь меня здсь, а самъ ступай домой: я какъ нибудь перебьюсь до завтра, а завтра, ежели не полегчаетъ, какъ нибудь доплетусь назадъ до Переяславля…

— Долго думалъ, хорошо и выдумалъ!! съ пренебреженіемъ сказалъ ямщикъ.

— Почему же не дло?

— Дло!.. какъ есть дло!

— Да вдь ты получилъ за станцію прогоны; мн они не нужны, я ихъ не возьму назадъ: оставлю у тебя.

— Дло!.. Садись!..

— Все равно, я здсь останусь! сказалъ я, не влзая въ свою телгу.

— Что ты толкуешь!.. Гд видано, чтобы христіанскую душу, при смерти, да еще глядя на ночь, покинуть въ чистомъ пол?!..

При помощи ямщика я влзъ въ телгу, мой ямщикъ тронулъ лошадей и мы буквально понеслись: вроятно не всякому курьеру удавалось такъ быстро здить!

— Эхъ, вы, миленькія!.. крикнетъ ямщикъ и махнетъ на лошадей кнутомъ, — и лошади еще быстрй помчатся.

— Издохнешь!.. Какъ есть, издохнешь, скажетъ онъ, глядя на меня, и опять:- Эхъ, вы миленькія!

Мы мчались, не разбирая ни рвовъ, ни овраговъ, толчки были страшные, и эта зда была въ то время для меня не совсмъ пріятна. При каждомъ толчк я чувствовалъ страшныя боли; но остановить ямщика я не хотлъ: ему, видно, хотлось меня сбыть съ рукъ — боялся суда, а оставить на дорог — тоже нельзя: христіанская душа въ чистомъ пол ночью погибнетъ.

— Издохнешь! Какъ есть издохнешь! скажетъ онъ, оглядываясь на меня, когда уже я сильно начну стонать.

— Да мн теперь лучше…

— Видно!!..

— Мн же лучше знать…

— Лучше!.. А посмотри-ко на себя!..

И опять:- «эхъ вы, миленькія!» Опять мы мчались, что было силы у лошадей…

— Что я теб скажу, хозяинъ! ласково заговорилъ ямщикъ, немного пріостанавливая свою тройку. — Послушай меня, пожалуйста, хозяинъ.

— Изволь говорить; буду слушать.

— Можешь ты на самое малое времячко, хозяинъ, можешь ты помолчать, да не охать?

— Я не понимаю, о чемъ ты говоришь? отвчалъ я ямщику я въ тоже время охнулъ.

— Здсь охай, хозяинъ, здсь ничего…

— Гд же не охать?

— А такъ на сел… на самой той станціи-то, хозяинъ, не охать… вотъ что, хозяинъ…

— Почему же тамъ не охать?

— Не охай, пожалуйста, хозяинъ, на станціи то!.. Вдь всякъ, хоша и иметъ въ себ христіанскую душу, а и то сказать, всякъ суда боится, всякъ самъ себя бережетъ! Будешь охать, — кто тебя повезетъ? Повезти не повезутъ, ночевать тоже хвораго человка не пустятъ; что мн тогда съ тобой будетъ длать?!..

— Постараюсь, братецъ, не охать…

— Чмъ стараться, ты просто не охай!..

— Ежели смогу…

— Смоги немножко! упрашивалъ меня совсмъ жалобнымъ голосомъ ямщикъ:- сдамъ тебя единою минутою!

— Ну, хорошо!

— Смотри жь: не охать!.. Теперь охай сколько хочешь, а прідешь на станцію ни-ни!..

— Хорошо, хорошо.

— Теперь, хозяинъ, сиди! Ямщикъ подобралъ возжи, махнулъ кнутомъ, крикнулъ: «эхъ, вы, миленькія!» — и мы, промчавшись версты дв во весь духъ, остановились у постоялаго двора, гд мой ямщикъ хотлъ сдать меня другому.

Кто здилъ на вольныхъ, тогъ знаетъ, какъ идетъ перепряжка лошадей: пока выпрягутъ старыхъ лошадей, пока сторгуется старый ямщикъ съ новымъ, пока запрягутъ новыхъ лошадей, проходитъ иногда боле часу. На этотъ же разъ не успли выпрячь лошадей изъ моей телги, какъ изъ воротъ постоялаго двора выхала свжая тройка. Мой ямщикъ торопилъ всхъ; только и было слышно, какъ онъ уврялъ дворника и ямщика:

— Да я же теб говорю: хозяинъ хорошій, не обидитъ!.. Я же теб говорю…

— Гд вещи, хозяинъ? спросилъ меня, подъхавшій ко мн, новый ямщикъ.

— Какія теб вещи?! вступился за меня старый ямщикъ:- говорятъ теб: вещей никакихъ нтъ — одинъ вотъ теб мшочекъ — вотъ теб и все…

— Семь рублей? спросилъ новый ямщикъ стараго, укладывая мои вещи — мшочекъ, я оправляя въ телег, чтобы мн было лучше сидть.

— Семь, отвтилъ старый ямщикъ, подсаживая меня въ телгу. — Семь рублей въ Ростов получишь съ хозяина; хозяинъ добрый, не обидитъ!.. Я жь теб говорю.

— Какъ семь рублей? спросилъ я, садясь въ телгу:- разв ты не знаешь сколько?..

— Да какъ же, хозяинъ?! заговорилъ, оторопвъ, старый ямщикъ: вдь такъ договоръ былъ…

— Я по договору теб вс деньги отдалъ, отвчалъ я:- за мной теперь всего осталось только два рубля.

— Какъ два?

— Только два рубля и осталось, настаивалъ я, думая, что мой ямщикъ хочетъ меня обмануть.

— Когда жъ ты мн отдавалъ деньги? спросилъ меня, озлобившись, ямщикъ; да и нельзя было не озлобиться: будь я здоровый человкъ, онъ бы нашелъ на меня расправу, а больнаго, да и еще при смерти больнаго, на какой ему судъ вести?

— Когда ты мн деньги платилъ?

— Въ Переяславл, теб при вызд, а прежде когда нанималъ тебя хать въ Ростовъ, отвчалъ я.

— Сколько же ты далъ въ Переяславл?

— Всего далъ три цлковыхъ.

— А за тобой теперь сколько?

— Два.

— Чего два?

— Два цлковыхъ.

— Такъ объ чемъ же ты толкуешь? обрадовавшись, спросилъ ямщикъ. — Я то что же говорю семь рублей, — два цлковыхъ разв не все едино?.. Экой голова!..

Тогда я только понялъ, что я считалъ на серебро, по новому, а мой ямщикъ на ассигнаціи, по старому.

— Старому ямщику на водочку, скинувши шапку и склоняя голову не то впередъ, не то на бокъ, сталъ просить старый ямщикъ.