Нечаянная радость (сборник)

Монах развернулся, снова вышел на площадь, купил все-таки бутылку минеральной воды и направился к переходу: билетные кассы были на другой стороне площади, разделенной надвое железнодорожными путями. Тут его настиг гудок подходящего товарного поезда и заставил остановиться. Он стоял, а между ним и другой стороной площади проходил длинный товарняк. Череда вагонов казалась бесконечной, монах одними губами шептал молитву: возможно, молился о спасении всех, заброшенных на рельсы этой суетной и нелегкой жизни…

В проёме вагонов он видел мелькающий угол площади, окошечки касс и очередь к ним, остановки автобусов и маршруток и вдруг заметил, что неподалеку от касс стоят те самые трое и о чем-то совещаются. Товарняк прошел, но монах не стал переходить рельсы, а торопливо зашагал назад, на место происшествия.

Парень все еще сидел на корточках и прикладывал к лицу снег.

– Слушай, – прерывисто сказал ему запыхавшийся монах, опуская на снег сумку, – а эти-то… хозяева твои… они ведь не ушли! На той стороне площади стоят, ждут чего-то. Может, тебя поджидают? Давай я тебя от греха в милицию провожу…

– От греха – да в милицию? Шутишь, батя! – зло усмехнулся парень и, кряхтя и постанывая, начал осторожно вставать, одновременно ощупывая бока. Увидел под ногами свой берет, нагнулся, подобрал, натянул на лоб. И только после этого пояснил: – Чтоб меня же еще и замели! Ты вот что… Тебя как зовут-то?

– Меня? Иеромонах отец Агапит. А тебя?

– Кто назвал, тот знает! Ты вот что, отец Агапит, ты давай проводи меня до автобусной остановки, ну и на автобус посади заодно, чтоб они опять не привязались. Лады?

– Ладно. Пойдем, посажу, – кивнул иеромонах, снова берясь за сумку.

– Где-то тут инструмент мой рабочий валялся… – озабоченно проговорил парень, обшаривая глазами пейзаж после битвы.

Увидев валяющийся под стеной ларька костыль, он, радостно присвистнув, подобрал его, затем, несколько в стороне от первого, обнаружил и второй. Подхватив оба костыля под мышку, он деловито и скоро зашагал к проходу между киосками, нисколько при этом не хромая. Отец Агапит, в некотором заинтересованном недоумении, последовал за ним. Так, друг за дружкой, миновали они торговые задворки, перешли рельсы и вышли к кассам.

* * *

Знакомая им троица тем временем переместилась к остановке маршрутного такси. Теперь они стояли вроде как в очереди, но чуть в стороне от нее и чего-то выжидали.

– Точно, меня ждут. Следят, гады! – сказал парень.

– Вот и мне почему-то так подумалось, – кивнул иеромонах.

– Слышь, отец Агапит! А ты купи мне билет на электричку: я вроде как бы с тобой поеду, а там выйду через пару остановок и смоюсь!

– А может, ты и вправду со мной поедешь?

– Куда? – удивился парень.

– Да в монастырь. Поживешь у нас трудником, отдохнешь от суеты мирской, поработаешь… Тем временем эти про тебя забудут.

– Э, не-е, батя, такого разговору у нас не будет! Чего я там, в монастыре вашем, не видал? Еще и работать… Слушай, а сколько стоит билет до твоей станции?

– Восемьдесят рублей.

– А давай мы с тобой вот что сделаем – сэкономим!

– Как это «сэкономим»?

– Легко! Ты мне купишь билет не за восемьдесят, а за сорок рублей и разницу мне отдашь. Я с утра не ел, куплю себе шаурму… Так будет по справедливости, а? Экономика должна быть экономной!

– Да? Ну ладно, пошли! – покладисто согласился с его экономикой иеромонах, и они пошли рядышком к кассам, провожаемые на расстоянии внимательными восточными глазами.

– Знаешь, батя, может, я еще и двину с тобой в монастырь! – сказал парень, оглядываясь на них.

– Это было бы очень правильное решение, – кивнул иеромонах.

* * *

Отец Агапит стоял в очереди к кассе и думал: а разумно ли он поступает, зовя с собой в монастырь этого неудельного парня? Есть ли воля Божья на такой вот неожиданный поворот в его судьбе?

А неподалеку, возле киоска, где торгуют шаурмой, стоял его подопечный и с жадностью уплетал купленный «на сэкономленные деньги» восточный «фастфуд». Он ел и поглядывал то на иеромонаха, то в сторону застопоривших возле остановки маршруток «восточных братьев».

К парню подошел неопределимой породы замызганный бродячий пес, клочкастый и шелудивый, уселся тощим задом на снег и принялся умильно смотреть на шаурму, роняя слюни. Парень отвернулся. Пес, влекомый запахом мяса, тотчас поднялся, зашел с другой стороны и снова сел на снег. Парень покрутил головой и, куснув напоследок с запасом, воровски, с оглядкой сунул собачьему бомжу остатки своей шаурмы прямо в обслюнявленную пасть.

Отец Агапит искоса наблюдал эту сцену. Тут подошла его очередь.

– Один билет до Красногорска и один… – он еще раз оглянулся на парня (уже без шаурмы) и добавил: – И второй тоже до Красногорска!

Пожилая кассирша бросила на него сердитый взгляд, хотела сказать что-нибудь вроде «Сами не знают, чего хотят!», но, увидев бородатого человека в скуфейке, передумала и подтолкнула к нему билеты и сдачу без комментариев.

В электричке