Глэрд и сам не особенно требовал научных объяснений – его гораздо больше интересовали материальные вопросы. Он быстренько смекнул: очень похоже на то, что какие-либо
другиезеркала загадочного гостя не устраивают, что именно это, в замке, ему позарез необходимо. Как с Кантарийским перевалом: нет в округе другого места, где было бы так удобно проложить большую дорогу, нет, хоть ты тресни, и тому, кто вознамерился бы сделать крюк, пришлось бы отмахать добрых две сотни лиг. Вот и платят купцы соответствующую пошлину благородному глэву, на чьих родовых землях помянутый перевал расположен, кряхтят, жалуются, но платят, никуда ведь не денешься, поедешь в обход – еще больше затратишь…С
этойточки зрения глэрд и повел дальнейшую беседу. Существо в балахоне мысли Рейта уловило моментально – и весь последующий разговор представлял собою банальнейший торг. Глэрд боялся продешевить, а существо, хоть и издавало звуки, вполне соответствующие кряхтению, хоть и порывалось пару раз, совершенно как опытный таларский купец, убраться восвояси, но все же не очень торопилось, подтверждая тем самым первоначальные догадки глэрда, что особого выбора у загадочного гостя-то и нет. После демонстративных вскакиваний и прощаний, после торга и взаимных обвинений в чрезмерной алчности дело все же начало понемногу налаживаться. К рассвету ударили по рукам – чисто в переносном смысле, поскольку конечностей гостя глэрд так и не увидел, о чем не особенно и сожалел: а зачем, собственно? Какая разница, как выглядит конечность, протягивающая тебе золото?И по тропе двинулись караваны… В течение двух лет деловые партнеры с
тойстороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию – один раз в одиннадцать дней, которое не нарушили ни разу. Число путешественников, наоборот, не было чем-то незыблемым и неизменным: как правило, от семи до десяти, а иногда с ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка глэрда до морского берега и обратно (иногда кто-то из них уплывал с грузом на корабле, иногда – нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а ночью и свои не болтались под звездным небом), тайну удавалось хранить надежно.Откуда взялся корабль, на котором увозили грузы, глэрд не имел представления. Ему просто сообщили, что корабль придет, и посоветовали арендовать у юной дворянки единственный подходящий для импровизированной пристани участок на многие мили побережья. (Сам он, обдумав все, высказал предположение, что стал не первым и не единственным из таларских жителей, кто наладил с «балахонщиками» торговые дела.) Как же иначе, если на корабле были самые натуральные
люди?Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами. Им преподнесли версию, которая никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой. В пограничных местностях, так уж исстари повелось, отношение к контрабанде незатейливое и насквозь житейское – как у крестьян к севу или выпасу овец…
Следить, ясное дело, приходилось недреманно. За эти два года с жизнью распрощались пятеро слуг – кто по пьянке наговорил в деревенской корчме лишнего, кто чересчур уж нагло потребовал увеличения платы за молчание, а один вообще собирался, как честный подданный его величества, донести в полицию.
Отбытиеиз нашего мира всех пятерых было обставлено столь продуманно, что никто ничего не заподозрил. По тем же причинам пришлось, пусть и с болью душевной,
расстатьсяс Кривым Маком, каковой тоже начал звонить языком на всех углах, а в силу непредсказуемости характера старикашки любые заключенные с ним договоренности были вилами на воде писаны. Пряча глаза и проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и не возникло мыслей, будто смерть седого чертозная вовсе не была следствием неумеренного потребления спиртного.Легко догадаться, что глэрд сгорал от любопытства, пытаясь выяснить, что же лежит в загадочных тюках и ящиках, но никак не мог до них добраться, все его предложения о помощи в переноске решительно отвергались. Где-то через год, когда взаимовыгодные отношения устоялись и окрепли, он все же поставил вопрос ребром, заявив: как он может быть уверен, что его не обманывают с выплатами пошлины, если не знает, что в мешках? И пригрозил разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке.