Нечестивый Консульт

И на мгновение все омрачённые ужасом и покрытые грязью лица обратились к нему, все глаза уставились на его образ – лик замотанного в шкуры волшебника. Его колдовской крик обрушился на них, как истинный Стержень Небес. Те, кто уже бежал – ускорились, а те, кому ранее бегство претило, влились в поток своих братьев. То, что до этого представляло собою нечто вроде эрозии, внезапно превратилось в могучий оползень. Людские потоки плотными массами устремились в бегство, изливаясь вовне и вниз и схлёстываясь в настоящей битве за спуск по нисходящему каскаду укрепления. В единый миг брошенные щиты чешуёй покрыли всю зримую твердь.

– Второй Апокалипсис!

Оглянувшись, он посмотрел в изумлённые лица любимых женщин, увидев, как их красота дрогнула под громовым напором его сияющего голоса и под мрачным натиском бедствия, о котором он возвещал.

– Второй Апокалипсис грядёт!

И, казалось, с высот Забытья вниз ринулась сама земля, столь абсолютным был исход, столь повальным бегство.

По-прежнему паря в воздухе, Акхеймион придвинулся к Эсменет, которая тут же присоединилась к нему на участке призрачной тверди и встала рядом, одной рукой обхватив его за талию, а другой удерживая у груди вопящего внука. Он же, повернувшись к Мимаре, усмехнулся, как, очутившись в преддверии краха, всегда усмехался Сесватха – улыбкой человека, осознавшего гибельную поступь рока, улыбкой души, обнажённой до неприкрытого факта любви.

Уставившись на него, она непонимающе всхлипнула. «Как? – не столько вопрошал её взгляд, сколько её боль. – Как же это могло случиться?»

Воздетый Рог воздвигался позади них, выцеживая стужу из пустого сердца неба – громада, само присутствие которой вызывало постоянное инстинктивное желание съёжиться. Великая Ордалия, вылившись из треснувшей чаши Голготтерата, хлынула на восток. Порывы ветра уже стали по-настоящему болезненными, и Эсменет уткнулась лицом в покрытое вонючими шкурами плечо старого волшебника.

Мимара, по каким-то лишь ей одной ведомой причинам, испытывала мучительные терзания, взирая на отца своего ребёнка полными слёз глазами, явственно вопрошающими… Как? Сейен милостивый…

Почему?

Акхеймион протянул ей руку.

– Пожалуйста, – попросил он сквозь нарастающий рёв.

Внутри нас есть знание, способы подтверждения которого чужды прямым и ярким лучам, свойственным речи. Колдовством не исчерпываются чудеса голоса: одним-единственным словом он сумел донести до неё то, чего ранее не смог достичь диспутами, для записи которых понадобились бы целые тома.

Апокалипсис был его неотъемлемым правом.

Ужас витал над ними – разящий свет, опаляющий души. Гневно смахнув слёзы, она вытащила мешочек с двумя своими хорами – обретённой ею во чреве Кил-Ауджаса и взятой в Сауглише с мёртвого тела Косотера. Единым, слитным движением она подняла мешочек над головой и швырнула его в пустоту над террасами Забытья. Ничьи взгляды не следили за её сокровищем, пока оно падало в царящие внизу хаос и панику. В её глазах это было последним доказательством его вины.

Стараясь удержать равновесие, Анасуримбор Мимара ступила на край стены, а затем приняла его руку.

* * *

Аспект-Император мёртв.

Никогда ещё Маловеби не ощущал внутри себя столь бездвижной и оцепенелой пустоты. Как это возможно – быть бестелесным и всё равно прекратить существовать?

Память возвращалась к нему, являя образы минувшего на внутренней стороне некой неопределённой полости. Айокли – Четырёхрогий Брат! – не просто был здесь, а обитал внутри Анасуримбора Келлхуса. Кромсающие сердце последствия, выворачивающий нутро ужас, беззвучные визги, предвестие убийственного будущего…

А затем вдруг появился маленький мальчик… Анасуримбор Кельмомас… он крадучись двигался вон там, пробираясь между шпионами-оборотнями, пригвождёнными к полу хорами…

Маловеби, побуждаемый необузданным страхом, решил, что мальчиком овладел Айокли. Один из Сотни предстал перед ними! Конечно же, мальчик и есть он!

Однако же тот им не был.

– И этот тоже меня не видит! – хихикнул мальчик.

Пылающий гейзер, что был вместилищем Ухмыляющегося Бога, зашипел и плюнул искрами…

Четверо оставшихся Изувеченных зачарованно наблюдали за ним. Ауракс съёживался и пресмыкался.

Тёмное сияние опало с плеч бога-сифранга, оставив лишь Анасуримбора Келлхуса, который, моргая, будто обычный смертный, недоверчиво взирал на своего младшего сына.

– К-кел? Как ты зд…

Ближайший из шпионов-оборотней схватил его за лодыжку ладонью с привязанной к ней хорой.

И Аспект-Императора не стало.

– Видите! – заклокотал и завизжал ребёнок с какой-то нелепой радостью. – Я же говорил вам! Говорил! Они не видят меня! Боги! Боги не видят меня!