Нечисть, нежить, нелюдь

— Теир! Теир! Не-э-эт! — Пелагея упала на колени и стала тормошить мужчину, но смирт продолжал смотреть в темное ночное небо. Он больше ее не слышал. И не видел. Надеюсь, Эол, в которого он так верил, встретил его там… Где бы это «там» ни было.

Дождь стал стихать.

— Вы это… — замялся Казум и повторил: — Вы это…

— Это Лиска, — пояснила я, мельник ответил непонимающим взглядом. — Та самая, что отравила мать и сбежала с магом много лет назад… — Непонимающий взгляд стал совсем непонимающим, и я неуверенно спросила: — Так ведь?

— Не знаю, — искренне ответил Казум. — Это ж сколько годков минуло, не девочка она ужо. Точно не девочка. — Он развел руками, едва не задев топором Вита. — Старая Орька рыжей была, аки лисица, а вот дочка — чернявой.

Я коснулась капельки артефакта, она могла выглядеть как угодно, быть молодой и старой, брюнеткой или блондинкой.

— Эх, грехи наши тяжкие, господари чаровники, не могли бы вы впредь… — Мельник перевел взгляд с меня на рыдающую Пелагею, словно не понимая, о чем вообще мы говорим.

— Мы живы, — перебил его Вит, тяжело опускаясь на край жернова. — Даже не верится.

— Живы? — вскинула голову женщина, продолжая цепляться за грязную одежду служителя.

Казум снова осенил себя знаком Эола. Подумал, а потом осенил и меня, и Вита, и лежащего на земле Михея. На всякий случай.

— Не могли бы вы устраивать свои игрища подальше от Волотков? — закончил мельник, сделал строгое лицо и сразу напомнил мне о Заломе.

— Мы постараемся, — серьезно пообещал чернокнижник.

— А мы покамест поблагодарим Эола. — Казум склонился к неподвижному Михею.

— Мы победили? Можно праздновать?

Я обернулась — к жернову медленно шел Рион, из-под темных волос текла кровь. Дождь почти кончился.

— Начинай, — разрешил чернокнижник.

Пелагея зажала рот рукой, стараясь подавить рыдания.

Глава 7

СПЯТИВШИЙ ЧЕРНОКНИЖНИК

Казум вел на поводу серую в яблоках лошадь, тащившую за собой скрипучую телегу. Вит шел рядом, его неказистая кобылка, которая, кажется, даже немного отъелась на постое в Волотках, трусила следом. Рион давно послал свою рыжую вперед, и ее хвост то и дело мелькал среди деревьев. Михеев мерин тоже тащил неказистый с виду возок, в котором изволил почивать стрелок, изредка подававший признаки жизни то молодецким храпом, то стонами. Видимо, вспоминал во сне свое лежание на жернове, чем нервировал животное и меня. Вот и сейчас парень всхрапнул, и я прослушала, о чем спросил мельника Вит.

— Он всегда чудной был, — понуро сказал Казум, — наш Теир. Но ведь на то и божий человек, — и мельник оглянулся на телегу.

В ней на охапке сена лежали два тела, завернутые в грубую холщовую ткань. Залом и Теир. Они вместе помогали Неману, вместе лежали и здесь. Мельник вез их на погост, что примыкал к Волоткам с востока. По молчаливому согласию жителей на этот раз решили обойтись без отпевания.

— Как здесь оказался Теир? — тут же спросил чернокнижник. Он вообще после всего произошедшего стал очень любопытен: один вопрос, другой вопрос…

Я насторожила уши, ответы нужны были не только ему одному.

— Сослали. В наказание. Из Белой Подгорицы.[21] Он там послушание нес в ахр… в арах… в архиве, вот. И увидел что-то непотребное. Или сделал, я не допытывался. Вот его и сплавили к нам, с глаз долой.

— Почему сюда?

— А вот это мне не ведомо, — пожал плечами мельник. — У нас давно часовня пустовала, уж сколько челобитных отправили верховному смирту, не счесть. Видимо, снова придется, — вздохнул он, вспомнив, кого и куда везет. — У честного люда всегда должен быть служитель, людей от зла ограждать, наставлять и просить у Эола заступничества. Богоугодное это дело — о люде простом радеть.

— Я и не спорю, — согласился Вит.

— Значит, нечистого сброда больше не будет? — помолчав, поинтересовался судьбой капища Казум.

— Не должно. — Вириец посмотрел вдаль. — Пока кто-нибудь снова место не испачкает.

— Чем не испачкает?

— Злом. — При этом чернокнижник оглянулся и почему-то посмотрел на меня. — Убийством, надругательством, прелюбодейством, гнилым делом. Подобные места так и появляются…

— Бабка рассказывала, что там с десяток отшельников умертвили.

Михей застонал, и они замолчали. Тропа раздвоилась. Более утоптанная дорога уходила вправо, огибая деревню и кладбище, а узкая стежка вела сквозь светлый березняк к темному еловому лесу, сначала извиваясь вдоль опушки, а потом ныряя в сумрачную прохладу.

— Да не простые это были отшельники, а самые что ни на есть искусники. Жили себе на отшибе, колдованили потихоньку, книжки умные писали да нашим помочь с бедой никогда не отказывались. Эх, были времена… Еще говорили, что их не просто умертвили, а наизнанку вывернули.

— Такие вещи всегда оставляют следы, и стереть их может лишь чистый душой, тот, кто ничего не просит для себя. — Чернокнижник вскочил в седло.

— Учтем, — серьезно кивнул Казум и добавил, разворачивая телегу: — Легкой дороги, господа колдованцы!

— Спасибо, — ответил за всех чернокнижник и, не глядя на меня, подстегнул лошадь.