Нечисть, нежить, нелюдь

— Завязывал бы ты с «господинами». — Я отвернулась. Ночной мотылек, сложив крылья, замер в обманчивой неподвижности на красноватой коре.

У Вита светились глаза, когда я нарисовала на земле рисунок — хотела вспомнить, где приносили жертвы, а оказалось… Теперь же глаза светились у меня, хотя никаких знаков мне никто не показывал, да и амулет — я коснулась пальцами маленькой капельки — на месте. Но Михей видел. Я подумала и сняла подарок Дамира. Вряд ли смогу тут кого-нибудь напугать. Кошка одобрительно фыркнула, она считала, что давно пора перестать скрывать цвет шкуры.

Колесо телеги подпрыгнуло на камне, и стрелок едва не пересчитал себе зубы арбалетом. Мы шли уже четвертый час. Вернее, я шла, ведя мерина. Облачко, привязанная к возку, семенила следом. А Михей лежал и в данный момент героически целился во тьму, вернее, в куст бузины и притихшую мошкару.

Стоп. Я что, вижу в темноте? А ведь вижу, и весьма неплохо — вон неповоротливый жук потер лапки на коричневом листе, под поросшим мхом пнем притаилась змея. Я не просто видела в темноте, я отмечала малейшее движение, дуновение ветра… Следила, как кошка за притаившейся в норе мышью, как хищник за добычей. Кошка заурчала. Я все еще говорила «кошка», хотя давно пора было говорить «я».

Кто же я? Водянка? Что-то не слышала такого о водном народе. А что слышала? Что разбудили во мне маги ритуалом покаяния? Темную кровь? И не потому ли меня выкинули в реку, словно ненужный в хозяйстве скарб?

— И рычишь, — тоскливо глядя на мою бесцветную физиономию, добавил стрелок. — Все так плохо?

— А ты не чувствуешь?

— Нет.

— Повезло.

Тропа, по которой мы уходили из Волотков, становилась все холоднее и холоднее, словно по воле злых чар из ранней осени мы переносились в зиму.

До села так и не дошли, за что оставалось благодарить Эола. Я как раз в очередной раз дернула мерина за повод, заставляя идти чуть быстрее: Вит с Рионом наверняка уже в Волотках, а мы…

Додумать, в какой именно дыре мы застряли и почему стремимся в еще большую, не успела. Что-то налетело на нас и хлестнуло наотмашь. Бабка меня как-то розгами отходила за то, что плеснула пекарю уксусной настойки вместо желудочных капель. Тот чуть к праотцам не отправился. Я, правда, не сказала бабушке, что неделей ранее этот чертов пекарь пытался зажать меня в углу и подарить «булочки с маком». Отказаться от дара удалось с большим трудом.

И сегодня в лесу меня снова хлестнули, только бабка прошлась по мягкому месту, а здесь… Лицо обожгло болью, мерин захрипел. Я упала на землю и какое-то время могла видеть лишь расплывающееся нечеткое колесо возка. Облачко тревожно ржала. Я коснулась щеки и зашипела — кожа была припухшей, но целой, ни капли крови, лишь на пальцах таял иней.

Приподняла голову, Михей целился куда-то в густую крону. На каждом дереве на высоте моего лица появилась белая отметина. Словно детвора, озорничая, кидалась снежками, оставляя белые морозные отпечатки.

— Что это? — спросил стрелок, поводя арбалетом.

— Не имею ни малейшего представления, — честно ответила ему, поднимаясь и оглядываясь. — Я не Вит.

Мерин всхрапнул, наклонил голову и стал мирно обгладывать зеленые ветки кустарника. Облачко деликатно коснулась губами руки Михея, и тот от неожиданности едва не нажал на спуск. Вокруг царила тишина, ни ветерка, ни звука, ни малейшей угрозы…

— И что теперь делать?

— И этого я тоже не зна…

Я не договорила, потому что впереди кто-то сдавлено вскрикнул. Тихий отрывистый звук больше походил на мяуканье. Михей тут же переместил прицел арбалета. Я сделала шаг назад — если сейчас нырну за телегу, смогу проползти с другой стороны и окажусь на краю тропы. Кошка выпустила когти, ее напряженные мышцы дрожали.

Атаковать сбоку удобнее. Как и бежать.

Кусты затрещали и на тропу не вышел, а вывалился…

— Господин чаровник! — закричал Михей, опуская оружие.

Чаровник обвел невидящим взглядом прогалину, сделал шаг, потом второй… Неловкие, какие-то дерганые движения, как у пьяницы, который только что узрел синих чертей.

— Рион, — позвала я. Парень дернул головой, повернулся на звук и…

— Чшшш, — зашипела тихо.

Его глаза были пусты и мутны, зрачки подернулись беловатой пленкой, словно лужа наледью. Я такое уже видела — у старого попрошайки, что забрел как-то в Солодки. Он сказывал каждому, кто хотел слушать, что потерял зрение лет десять назад. Сначала его мир утратил краски, окрасившись в серый, затем четкие линии размылись, люди превратились в черные пятна, а через год все исчезло во тьме. Но я никогда не слышала, чтобы человек мог ослепнуть за ночь.

— Кха, — даже не произнес, а выплюнул Рион. — Кхаррр, — звуки в его горле теснились и клокотали.

— Господин чаровни… Рион! — со страхом позвал Михей.

Парень повернул голову, и тут снова ударило, но если в прошлый раз, мы отхватили невидимых розг, то на этот — нас приложили поленом по плечу. Меня отбросило на борт возка. Рион схлопотал «поленом» по затылку и упал лицом вниз. Стрелок не выдержал и все-таки нажал на спуск. Арбалет щелкнул, болт не покинул ложа. Михей выругался.