Нечистая сила

Сановный Петербург (за редкими исключениями) поверил во всемогущество Побирушки так же слепо, как гоголевский городничий уверовал в то, что Хлестаков – птица важная. Никогда не выпуская из рук «делового» портфеля, восторженный и болтливый, намекающий на важные обстоятельства своих поручений, он испытывал особую слабость к военным министрам. Конечно, такой проныра не мог не привлечь внимания охранки. Голубые господа давно приметили, что Побирушка никогда не расстается с портфелем. Герасимов очень интересовался, что внутри его.

– Побирушка часто катается за каким-то лешим в Берлин, говорят, имеет неясные шашни с самим кайзером. Правда, отец у него восточный «чеа-эк», но мать-то типичная немка…

Тайны портфеля Побирушки оставались неоткрыты.

– Не удается! Он будто приклеен к своему портфелю.

– Но ведь в одно место он бегает.

– Бывает и там. Но опять-таки с портфелем…

Чиновник МВД навестил тюрьму «Кресты», просил отвести его в камеру № 216, где по мертвой сидел попавшийся на «мокром деле» опытный вор-рецидивист Ванька Свист… Сейчас он был занят общественно полезным трудом, расплетая на паклю измочаленные на флоте канаты. Чиновник МВД сказал отпетому вору:

– Ванька! Дело есть.

– А ну вас всех, – отвечал тот, зевая.

– Держи пять рублей. Надо портфельчик прощупать.

– Пять рублей – не товар. Погулять бы дали.

– Обчисти портфель, и под честное слово честного ворюги мы дадим тебе дневной отгул на Выборгской стороне…

Ванька Свист на одну лишь секунду перехватил портфель Побирушки и выгреб из него все наличное. На столе директора департамента полиции оказалась масса нужных и полезных для жизни вещей. Жандармы с сомнением изучали недоеденный бутерброд со швейцарским сыром, комки старых газет, пачку туалетной бумаги и берлинский журнал, издаваемый – с согласия кайзера – специально для гомосексуалистов (с картинками).

– И это все? – спросил Герасимов.

– Все.

– Так чего он тут голову нам морочит? Одна декорация!

Но за этой «декорацией» скрывался опытный аферист. Еще никто не смог подтвердить шпионаж князя Андронникова в пользу Германии, но никто и не опроверг этой версии. Полезно вспомнить, что германский генштаб утверждал: «Отбросов нет – есть кадры!»

* * *

– У меня, вы знаете, столько дел, что не продохнуть, – говорил Побирушка, навестив вечерком квартиру столичного градоначальника фон-дер-Лауница. – Владимир Федорович, не помешаю?

– Да нет, входите, Мишель… Что слышно в мире?

– Да ничего нового, – сказал Побирушка, кладя за свою спину портфель, ужасно раздутый, и попросил чаю. – Сами знаете, какие сейчас могут быть новости! Пожить не дают спокойно порядочному человеку. Куда ни придешь, везде неприятности. С тех пор как в 1897 году я благодаря любезности графа Витте получил чин коллежского регистратора, с тех пор у меня нет минуты покоя. Понимаю, что министром не стану! Но уже ни один министр не обойдется без моих практических советов… Владимир Федорович, спасибо вам за вкусный чаек, не откажусь и от ужина.

Лауниц сам был жуликом. Мало того, погромщик. Именно этими качествами и выдвинулся. Побирушка пришел к нему за сплетнями, платя за каждую своей сплетней. Это был производственный обмен натуральным сырьем – деловой и честный. Календарь в гостиной показывал 2 ноября 1906 года, за окнами сильно пуржило…

Лауниц, накормив Побирушку ужином, сказал ему:

– Сегодня из-за границы вернулся Витте.

– Кто-о? – оторопел Андронников.

– Витте… Рванут его здесь как миленького. Департамент уже извещен, что на него готовится покушение.

– Представьте, я извещен тоже, – сказал Побирушка и, раскрыв свой портфель, извлек из недр его бумагу. – О покушении знаю раньше вас. Мои связи велики… сами понимаете! И вот, прочтите, что я телеграфировал Витте в Париж.

Фон-дер-Лауниц с удивлением прочел: «Умоляю вас продлить пребывание за границей. Опасность для вашей жизни гораздо серьезнее, чем вы думаете. Это мое последнее слово. Тем хуже для вас, если вы хотите умереть…»

– Если приехал, значит, хочет! – сказал Лауниц. Побирушка не верил. Лауниц вызвал по телефону жандармское управление Варшавской железной дороги, велев перечислить высокопоставленных персон, прибывших с берлинским экспрессом, после чего приставил трубку телефона к уху Побирушки: – Слушайте сами, князь, если не верите моим словам…

Среди статских и тайных советников с вокзала упомянули и бывшего премьера графа Витте. Побирушка сразу заторопился:

– Дела, сами знаете. Просто вздохнуть некогда…

Витте встретил Побирушку спокойно.

– Да, приехал, – сказал он. – При дворе могут морщиться, но я считаю, что моя государственная карьера закончена.

– Столыпин сидит крепко, – предостерег его Андронников. – На следующей неделе уже публикуется указ о свободном выходе крестьян из общины… Затевается аграрная реформа.

– Столыпин крепок, – согласился Витте. – Но он вульгарный временщик. Лупоглазый, зато безглазый…

Кто еще, кроме Витте, способен заместить Столыпина?

– Горемыкин – труха, а Коковцев – болтун.

Витте покрыл их всех козырным тузом:

– Я должен повидать… Распутина!