Читаем Нечто. Феноменология ужаса полностью

Чтобы воспрепятствовать такому присвоению глубокого прошлого и артикулируются пределы корреляционизма. По сравнению с феноменологией «буквальная интерпретация высказывания о доисторическом» будет означать, что реалистический смысл является смыслом абсолютным, и, следовательно, гуманистическое бремя реляционного узла оказывается нерелевантным (25). Подобный вывод, как утверждает Мейясу, неприемлем для корреляциониста. А неприемлем он именно потому, что любое подобное заявление о мире до жизни является данностью самого этого мира, то есть бытие постижимо только в терминах данности (для человека). Феноменологически данность, как предполагает Мейясу, онтологически первична. Таким образом, данность совпадает с природными и примордиальными феноменами. То, что эти вещи рассматриваются как качества физического мира, только усиливает слепые пятна, которые сохраняются корреляционизмом (26).

Результат этого сговора между корреляционизмом и данностью бытия заключается в том, что утверждения о доисторическом релевантны только благодаря реконструкции прошлого с точки зрения конечного человека в настоящем. В таком ключе прошлое для корреляциониста — это, по сути, глупость или уловка. Данность феноменального мира неизменно занимает главенствующее положение, то есть доисторичность никогда по-настоящему не может избежать этой связки, как и не размещает себя во временном отношении в качестве предшествующей данности: «Чтобы понять ископаемое, надо идти от настоящего к прошлому, в логическом порядке, а не в хронологическом — от прошлого к настоящему» (28).

Тут Мейясу утверждает, что корреляционизм смешивает временные порядки, редуцируя предшествование к простой временной дистанции. Если такие понятия, как древнее время или глубокое время, сохраняют свое место в феноменальной сфере, то идея сферы, предшествующей времени, нарушает это расположение: «Потому что проблема архиископаемого — это не эмпирическая проблема возникновения живых организмов, но онтологическая проблема возникновения данности как таковой» (Meillassoux 2008, 21)[26]

По этой причине корреляционизм не только остается заперт в реляционной связке с миром, но и подчиняет это отношение пространственно-временному упорядочиванию, где время редуцируется до данности. Именно в сочленении двух разных пустот — одна из которых конституирована феноменальной сферой, а вторая тем, что за пределами феноменального, — корреляционизм тайно меняет свою направленность (22). Корреляционистская пустота обольщает тем, что располагает средствами, позволяющими установить отношение со сферой доисторического, и таким образом подчинить эту сферу феноменологии кажимостей. С другой стороны, спекулятивная пустота (если вспомнить истолкование Лаканом тревоги) — это такая пустота, которая никогда не обольщает.

Таким образом, сталкиваясь с вопросом о том, сформировалась ли Земля 4,56 миллиарда лет назад, корреляционист оказывается перед парадоксом. Строго объективно он должен ответить утвердительно. Наука, верифицированная сообществом ученых, может подтвердить подобные факты. Тем не менее эти же самые факты могут быть поняты только изнутри [своей] соотнесенности с самими учеными. Тут Мейясу привлекает наше внимание к явному слиянию объективной истины и субъективной относительности, которое приводит к бессмыслице (Мейясу 2015, 29). Все это служит основанием для бесповоротного реализма Мейясу, утверждающего, что или «высказывание имеет реалистический смысл, и только реалистический, или не имеет его вовсе» (30).

В конце главы о доисторическом Мейясу обращается к возможной критике своей позиции. Одно из возражений касается смешения между эмпирическим и трансцендентальным уровнями: «Эмпирический вопрос заключается в том, чтобы понять, как тела, которые были органическими до того, как обрели сознание, появились в среде, которая сама по себе была физической. Трансцендентальный вопрос состоит в том, чтобы определить, как возможна наука о

физическом возникновении жизни и сознания» (Meillassoux 2008, 22).

На кону в противопоставлении эмпирического и трансцендентального опасность слияния кантовского или гуссерлевского субъекта познания с реальным телом, которое занимает определенное место в пространственно-временном мире. В отличие от плотской кажимости феноменального тела, трансцендентальный субъект познания существует только как идеал или набор условий, — такая точка зрения зачастую связывается с кантианством. Как таковое трансцендентальное тело не подвержено ни контингентности, ни конечности, но наоборот существует как инвариантная структура сознания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследование ужаса

Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни
Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни

Слизь во всех ее проявлениях и истечениях может быть названа «неудобным феноменом». Липкие, тягучие и аморфные субстанции; подрагивающие и упругие сгустки — комки протожизни; вязкие смеси, коллоиды и эмульсии; ил, грязь, топь. С точки зрения привычных для человека способов схематизации восприятия все это — маргиналии жизни, ее отбросы, долгое время пребывавшие также на периферии философии, искусства, литературы или даже науки. Но по мере того как существование лишается своих антропоцентрических иллюзий, вечное возвращение слизи оказывается все более навязчивым и интенсивным. Что если низменная материальность слизи получит права до того бывшие уделом только привилегированных сущностей и материй? Что тогда слизь сможет «сообщить» об устройстве реальности? Книга американского философа Бена Вударда посвящена концептуализации ответа на данный вопрос. Импульсом к этой концептуализации служит сопутствующий склизкому существованию ужас разлитой безындивидуальной жизни, динамика которой делает зыбкими различия между индивидуацией и индивидуальностью, неорганическим и органическим, однородностью и проступающей сквозь нее разнородностью. Формой — «тёмный витализм», согласно которому эти уже-неразличимости впоследствии дифференцируются под действием сил пространства и времени путем распространения сетевой запутанности (вместо сложности), свертывания-развертывания (вместо развития) и повторения (закрепляющего патологию вместо структуры). Материалом — фильмы и литература ужасов (от У. X. Ходжсона и Г. Ф. Лавкрафта до Томаса Лиготти), натурфилософия XIX века, графические романы, спекулятивный реализм, современная наука, а также видеоигры.

Бен Вудард

Философия / Образование и наука
Нечто. Феноменология ужаса
Нечто. Феноменология ужаса

Используя темы и образы пустых космических пространств, мрака и холода, экстремальных для жизни условий, ископаемых и археологии, а также опираясь на идеи таких философов, как Э. Гуссерль, Э. Левинас, М. Мерло-Понти, чьи построения разбираются путем рассмотрения боди-хоррора 50-80-х годов (от В. Геста и Р. Бейкера до Дж. Карпентера и Д. Кроненберга), современный британский философ Дилан Тригг разрабатывает свой проект не/человеческой феноменологии, призванной продемонстрировать возможности феноменологии мыслить иное и чужеродное за пределами якобы неразрывной для нее связи бытия и мышления. Тем самым появляется возможность говорить не только «от имени нечеловеческих сфер», но и дать «не/человеческому в человеческом говорить за себя». Не/человеческое — странное и пугающее переплетение человеческого и нечеловеческого — последовательно проводится через несколько стадий осмысления в качестве истока нашего тела: чуждость истока и его космическое происхождение, сопровождамое чувством вселенского ужаса; темнота истока и его «рассеянность» относительно субъекта как сокрытость в населенной призраками прошлого и пронизанной жутью ночи с присущей ей анонимной материальностью; телесная плоть как исток, демонстрирующий, что самая близкая нам вещь, собственное тело, оказывается одновременно самым далеким от нас нечто; и, наконец, сама плоть, «расползаясь» за пределы тела, понимается как онтологическое начало, которое возвещает о пришествии анонимной материальности в космическом масштабе — сразу и соединяющей и разделяющей вещи этого мира. Ужас, таким образом, «обретается не в предстоящем вымирании, но в предшествующем нам истоке».

Дилан Тригг

Философия / Образование и наука
Weird-реализм: Лавкрафт и философия
Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Невозможно спорить с тем, что к началу третьего тысячелетия писатель «бульварных ужасов» Г. Ф. Лавкрафт стал культовой фигурой. Из его мифов была воссоздана вселенная вселенных любого мифотворчества в современной культуре. Сложно спорить с тем, что Лавкрафт является великим американским писателем. Наряду с По, Торо, Меллвилом, Твеном, Уитменом и др., его произведения с 2005 года входят в «Библиотеку Америки». Но разве все это не влияние духа времени? Сопоставим ли Лавкрафт по своему стилю с такими писателями, как Пруст и Джойс? Американский философ Грэм Харман отвечает: «Как минимум». И если господствующей фигурой предыдущей философии (во многом благодаря Хайдеггеру) был «поэт поэтов» — Гёльдерлин, — то фигурой новой, реалистической философии должен стать Лавкрафт. Прочтение Харманом Лавкрафта интересно сразу в нескольких смыслах. Во-первых, речь идет о демонстрации своего рода стилистической прибавочной ценности, которая делает невозможной сведение рассказов Лавкрафта к их буквалистскому прочтению и за которой стоит неповторимая техника писателя. Во-вторых, эта техника связывается с лавкрафтовским умением выписывать в своих произведениях зазоры, соответствующие четырем базовым напряжениям собственной, объектно-ориентированной философии Хармана. Наиболее характерны здесь — аллюзивность (намек или серия намеков на тёмные, скрытые и не сводимые ни какому описанию реальные объекты вроде статуэтки Ктулху или даже Азатота, «чудовищного ядерного хаоса») и кубизм (язык намеренно перегружается избыточностью планов, срезов и аспектов описываемого объекта, например антарктического города в «Хребтах безумия»). И в-третьих, вопреки формализму любого рода, нельзя забывать, что Лавкрафт — это прежде всего писатель ужасов и порождаемые им каскады аллюзий и нагромождения вычурных описаний ведут нас к маняще-пугающим сторонам реальности.

Грэм Харман

Философия

Похожие книги

Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука