Продавец произнес нечто непонятное, однако сопроводил свои слова жестом, достаточно красноречивым. Хасан понес коробку в указанном направлении, вошел в туалет и поставил ее под раковину. Затем быстро вернулся к такси, показал водителю три пальца, сказав:
Было что-то на редкость приятное в том, чтобы опустошать винные бутылки и заполнять их жидкостью более чистой, более близкой сердцу Бога всемогущего. Хасан прополоскал рот вином и выплюнул его в лишенный сидения толчок, потом плеснул немного спиртного себе на грудь — этот запах, подумал он, позволит ему изобразить уже ударившегося в рождественский загул кафира. И наконец аккуратно запечатал коробку коричневой клейкой лентой, дабы никто не подумал, что ее вскрывали.
Такси довезло Хасана до пассажирского парома, там он расплатился с водителем, дав ему на чай — не слишком много, чтобы не застрять в его памяти. Ближайший паром, принадлежавший не той компании, что прежний, отходил через полчаса. Хасан купил билет, снова назвав свое настоящее имя, потом отнес коробку с кондиционером в мужскую уборную и оставил ее в кабинке.
Теперь он был готов к плаванию. Прочитав еще одну короткую молитву, Хасан вышел из уборной и направился к указанному билетером пункту контроля.
У сканера и детектора металла стояли двое скучающих молодых людей. Хасан водрузил винную коробку на конвейер, положил куртку на стоявший за ней пластиковый поднос. В мгновенном приступе вдохновения сотовый он оставил в кармане брюк и, когда прошел через детектор, тот заверещал. Его обыскали, нашли телефон, Хасан снова прошел через детектор, и никто в этой суете не удостоил внимания коробки с розовым бордоским, доехавшей до конца покряхтывавшего конвейера.
Хасан пьяновато бормотал, смеялся, дышал на молодого охранника винными парами и, наконец, подхватив коробку с «вином», направился к ярко освещенному залу ожидания. Таких же «безлошадных», как он, пассажиров там было только трое, стало быть, переправа предстояла спокойная, тихая. Ожидая, когда откроются двери автобуса, Хасан прочитал про себя несколько сур Корана.
Хасан аль-Рашид очень хорошо знал Коран. Священные книги, которые человек читает в детстве, говорил ему отец, остаются с ним навсегда, образуют ландшафт его жизни. И потому, придя на первую встречу с Салимом в мечети на Паддинг-Милл-лейн, он быстро понял, что оказался среди тех, кто Коран либо не читал, либо успел забыть. Хасана это удивило. Он рассчитывал увидеть людей, которые изучают Писание.
Впрочем, обстановка там была хоть и не вполне религиозная, но товарищеская, теплая. Салим представил его участникам группы — их было человек двадцать пять, все мужчины, — и они приступили к молитве. Потом появился фруктовый сок, сигареты, и все перешли в подобие конференц-зала, чтобы послушать выступавшего в тот день докладчика. Доклад основывался на знаменитой книге Гулама Сарвара, которую Хасан хорошо помнил по урокам сравнительного религиоведения в школе Ренфру. Она была одним из основных учебных пособий британских школьников — независимо от их вероисповедания, — а центральная ее мысль сводилась к тому, что подлинный ислам вовсе не отделял веру от политической деятельности. Ислам содержал в себе все, необходимое людям для построения общества и управления им. Единственная проблема состояла в том, что ни одного истинно исламского государства в современном мире не существовало: созданию его препятствовали короли, генералы, диктаторы и устроенные на западный пошиб демократии. А из этого следовало, что, раз уж религия и политика суть области смежные, задача верующего оказывается вполне практической: построение истинного государства, чисто исламского, какого не было на земле со времен последнего халифа.
— Вот с таким простым предложением и обращаюсь я к вам сегодня, — завершил свое выступление докладчик, тихоголосый мужчина лет тридцати. — И эта жизненная задача гораздо привлекательнее всего, чем располагают христиане или евреи. Они считают, что политические структуры отделены от духовных верований. А также что им уже удалось построить совершенное гражданское общество. Образец его они видят в… Соединенных Штатах Америки.
Негромкие сатирические смешки.
На Хасана доклад впечатления не произвел. Когда он, шестнадцатилетний, впервые рассказал отцу об идее исламского государства, Молоток его просто высмеял.
— В Коране ничего подобного нет, — сказал он, — это чистой воды выдумка. Кто забил тебе голову такой чушью?
— Книга, которую мы проходим в школе.
Молоток даже в ужас пришел:
— И кто же эту чушь написал?
— Гулам Сарвар.
— Этот шут! — воскликнул Молоток. — Он же не имам, он преподаватель бизнес-менеджмента! Интересно, кому пришло в голову учить вас по этакой дряни?
— Не знаю, нам просто раздали эту книгу. Всем ученикам, независимо от их веры.