Дабы выяснить, как протекают другие матчи, от которых зависел успех его воображаемой команды, Финн быстро пробежался по веб-сайтам и телевизионным каналам. Что мне действительно нужно, думал он, так это третий экран — два всю необходимую информацию давать не успевают.
В игре наступило временное затишье — Али аль-Асрафу оказывали помощь, — и Финн воспользовался этим, чтобы свернуть косячок из смеси «Авроры» и «Суперплана-два». Полученный от Саймона Тиндли запас дури он укрыл в чемодане, который стоял в самой глубине одного из встроенных шкафов его комнаты, предварительно пересыпав удобное в обращении количество травки в застегивающийся на молнию пакет для завтрака. Покурить он мог сейчас без всякого риска. Мать, Финн это проверил, сидела в гостиной, сжимая в одной руке бутылку «Леовилль Бартона» урожая 1990 года, и смотрела по телевизору костюмную драму — экранизацию «Шропширских башен» Альфреда Хантли Эджертона, «адаптированных» посредством добавления сцен орального секса. Отец никогда наверх не поднимался.
Финн глубоко затянулся и вернулся на кровать. От дыма, пролагавшего себе путь в легкие, горло его на миг сжалось, однако эффект, как и предсказал Тиндли, был почти мгновенным — глаза увлажнились, из одного уголка по щеке сбежала слеза.
Судья объявил свободный удар, Дэнни Бектайв готовился пробить его от линии штрафной. Финн видел, что «Штыка», занявшего позицию у правой штанги, блокирует центральный полузащитник, тот даже придерживал его за подол футболки, чтобы он не подпрыгнул слишком высоко.
Если «Штык» забьет гол и тем обеспечит победу своей команды, клуб, за который болел Финн, окажется в зоне вылета. С другой стороны, поскольку остальные три игравших сегодня футболиста Финна уже принесли своим клубам несколько очков (гол и голевые пасы форвардам, удачная игра защитника у ворот), его воображаемая команда получила бы тогда возможность стать первой в лиге лиг, которой управляли он и его однокашники.
Что было для него важнее — реальная команда или воображаемая? «Аврора» и «План-два» сделали ответ на этот простой вопрос затруднительным. А затем Дэнни Бектайв влепил мяч прямо в стенку, и дилемма разрешилась сама собой.
Финн дососал косячок и откинулся на подушки. Глаза его уперлись в плакат Эвелины Белле, взиравшей на него со стены почти озабоченно, почти по-матерински.
Судейство добавило три минуты, потраченные, по его мнению, на оказание помощи игрокам, и это несмотря на протесты обоих тренеров, сошедшихся в «технической зоне» — находящемся перед скамейкой запасных белом сарайчике с тремя стенами, именуемым так потому, просветил его Кен, «что,
Во рту у Финна пересохло от «плана», цепляться за реальность ему становилось все труднее.
Тут по левому флангу прорвался Али аль-Асраф. Да уж, в стремительности ему не откажешь. Он быстро огляделся и — мать честная, Боровски выбрался из офсайдной ловушки: взломал, точно дешевенький замок, оборону, организованную центральными полузащитниками, которые в течение трех сезонов помогали клубу Финна удерживаться в премьер-лиге; и флажок бокового судьи остался опущенным…
Финн вскочил на ноги. Никаких сомнений у него не осталось, никакого выбора между пожизненной верностью своему клубу и сиюминутным выигрышем в воображаемом мире — никакого трудного выбора между реальностью и фантазией…
— Бееей! — завопил он, когда аль-Асраф ударом левой ноги послал мяч «Штыку». Боровски принял его на бегу, на миг замер и влепил в нижний правый угол ворот. — Дааааа! — Финн упал на кровать, и теперь по его гладким щекам катилась уже не одна слеза.
В полночь Назима аль-Рашид постучалась в дверь спальни сына.
— Входи.
— Можно, я на кровати посижу?
— Как хочешь.
Хасан читал книгу: «Вехи» Сайида Кутуба.
— Ты ведь уже читал ее, разве нет?
— Да. И что?
— Хас, милый, нам тревожно за тебя. Отцу и мне.
— Почему? — В голосе Хасана проступила нотка, которой он обзавелся, когда ему было лет четырнадцать, — она говорила, что к нему пристают с глупостями.
— Ты выглядишь таким… Таким сердитым. И еще нам хотелось бы, чтобы ты подыскал для себя какое-нибудь занятие. Нехорошо проводить столько времени в мечети.
— Я думал, вам хочется, чтобы я был хорошим мусульманином.
— Конечно хочется. Ты же знаешь, никто не предан вере так, как твой отец. Но иногда молодые люди уж слишком увлекаются религией. Не только мусульмане. Другие тоже. Да и сидеть целыми часами у себя комнате вредно для здоровья.
Хасан молчал.
Назима опустила взгляд на одеяло, пальцами ущипнула его за краешек.
— Где ты сегодня был?
— Ездил к друзьям, чтобы обсудить один университетский проект.
— Ты так рано ушел из дома. И отсутствовал весь день.
— Ну да. А ты чем занималась?
— Я-то? — переспросила Назима. — Да, знаешь, обычными делами. По дому. Потом съездила в Вест-Энд, на художественную выставку. Одного такого Лайэма Хогга. Ты слышал о нем?
— Кто же о нем не слышал?