— Это не важно. Была у меня одна. Давно. Лет пять назад. Ездил я тогда в один город по делам фирмы, так сказать, и замутил. Долго мутил потом с ней. Имел её, как хотел и где хотел. И тоже подумал, что всё на всех уровнях у нас — , душа в душу. Была моложе меня лет…Короче, как Иришке твоей… Однажды утром лежим в кровати. Я говорю, может, кто-нибудь кофе принесет в постель? А она обнимает меня так нежно, целует в ушко и на это же ушко нежно шепчет, конечно, зайчик, и добавляет, ты у меня самый прикольный стрик. Она на кухню, а я лежу и думаю, что сие означает. И до меня допёрло. Она меня стариком считает на самом деле! Старик я для нее, представляешь? А мне и сороковника еще не было. Понял о чем я? Это мы с тобой думаем, что еще могём, можем, а для них, двадцатилетних мы уже старичеллы. Так, что понял я тогда, что нефига не светит нам уже. Лови момент, брат, тупо трахайся и досвидос к жене. А разводить все эти уси-масюси ни к чему хорошему не приведут.
— Расчёт в чем? Не уловил я пока. — Андрей и тоже достал огурец из банки.
— А хрен их знает, Андрей. Если ты её не поимеешь сразу, то в деньгах, в тряпках, в душевных разговорах… Так что мой совет, если клюнула, тащи сразу в койку, а там разберёшься.
— Какой с меня расчет, Дима?. Что я, олигарх?
— Значит был, раз говоришь «на всех уровнях». А когда по расчету, Андрей, то тут ни о каких чувствах речи нет, пойми это и прими. И тебе легче станет и, глядишь, Танька вернется. Ты — погулял, она — отомстила. Оттает, опомниться. Простишь. И все будет хорошо снова. Главное, пойми, твоё вот оно —
рядом сопит, бубнит иногда, дуется, обижается, но рядом, но родное. А там, там кризис среднего возраста. Не западай и будет тебе счастье.
— Я люблю ее, на полном серьезе.
Дима выпил свою водку, поморщился и, хрустнув огурчиком, авторитетно заявил:
— Ты заболел, Андрюха! И ничего не понял.
— Я понял. Понял, что я один, совсэм одын.
Дима насупился и стал молча ковыряться в тарелке, думал; губы его шевелились, брови сдвинулись. Слышался скрип вилки. Вдох. Продолжительный выдох. Дима выпрямился, вздернул голову и выпалил:
— Так бери Иринку! В чём дело?.
— Как я ее возьму? — Андрей грустно улыбнулся. — Она меня бортанула, когда у нас случилось с Таней. Где-то через неделю. И уволилась сразу. Сказала, что к Ване возвращается. В общем, мы с ней больше не пара, общение только по делу и все такое. Красиво я влетел в ситуацию, да? — Андрею стало грустно, и даже сквозь алкогольный туман просочилась струйка тоски и одиночества.
— К Ваньке? К тому дрыщу, что приходил за ней? — Дима скорчил гримасу, словно съел лимон. — Возьми и отбей! Позвони ей, скажи, что встретиться надо.
— Встретились уже. Бесполезно. Ваня — ее вторая половинка! Судьба и все такое. А мы так, погулять вышли. И ничего у нас не было.
— Тогда я ничего не понимаю, — в Андрея уперся удивленный взгляд приятеля, — было — не было. Ты сам разберись, чего хочешь.
— Скажи, Дима, вот тебе самому Ирина, как женщина, как?
— Неее, она не в моем вкусе, Андрюха. Мне нравятся фактурные. А у неё ни фигуры, ни груди.
Андрею показалось, что Дима лукавил. Как-то подозрительно уверенно и быстро он ответил. Хотелось ему верить, но не получалось.
— Послушай, Дима, а может, взять и сказать правду Ване про Иру, а? Напишу ему, что она не верна ему была, пока у нас работала. Что скажешь? — И тут же почувствовал, что сморозил что-то несусветное, как будто что-то внутри говорило — плохая идея. И тут же ревность с огоньком отмщения начали разрывать его изнутри.
Глава 4
— Зачем, Андрей? Не мучай ты себя! Лучше всё оставь как есть. Пусть она живет, как считает лучше для себя. Будь сильным. — Дима поставил пустую бутылку на пол. — Давай, баиньки! Завтра доделаем, что не успели сегодня, и все будет хорошо! — Последние слова он произнёс оптимистично и громко, как бы подводя итог сегодняшнему дню. На часах уже было половина второго ночи.
Они разошлись по разным комнатам, не убирая со стола посуду. Дима положил Андрея в гостиной, разложив ему мягкий диван, а сам лег в спальне. Андрей лежал и смотрел в серый потолок комнаты, тускло освещаемый ночным фонарем. По потолку ползали тени шатающихся ветвей деревьев. С улицы слышался шум ветра. В голове занозой застряла последняя мысль Димы: «А ты отбей!». Оставить как есть — самое трудное. Вспомнил Таню. Ждала ли она от него сожаления, слов прощения, слов о том, что все это помутнение, что он любит ее? Возможно, да. Он ничего не сказал. Слезы на её щеках. Слезы в глазах во время прощального вечера в ресторане. Ему было жалко ее. Он не мог сказать, что больше не любит, потому что это было не правдой. Но в то же время в сердце, как будто проросла Ирина, пустила корни, высасывая соки и все тепло для себя. А все, что касалось Тани, безжалостно стало превращаться в ледяную пустыню, и холод от этой пустыни остужал его. Андрей перевернулся с боку на бок.