Недосказанное

Два века с лишком тройкой пролетело.

Ах, Пушкин, «день грядущий» пред тобой,

открытиям чудесным нет предела!

Но человек? Все так же скорбен пред судьбой.

Шагнем на лесенку и воспарим из подземелья,

пройдемся, сторонясь машин и москвичей.

Мы вспомним про Арбат, там дом, там келья,

где близко вспыхнул свет ее очей.

И все же почему поэт со мною рядом?

Другого никого представить не могу.

Глядит, как на портретах, грустным взглядом,

он друг, хоть и в чужом родившийся кругу.

Читатель для него приятель, братец милый,

он с ним открыт, и весел, и умен.

А слог его, простой и златокрылый,

ласкает слух с тех памятных времен.

Но что для нас дороже дорогого:

угаданный в стихах натуры русской след,

зерно души большой, явившейся из слова.

Её нам постигать, как тайну, много лет.

А я иду вперед загаданной дорогой,

читая тихо из «Онегина» главу.

Прохожий обернулся на меня с тревогой,

не понял, что в волнах поэзии плыву.

Что ж, Александр Сергеич, с днем рожденья!

Твой день — начало лета и тепла.

Земля опять в торжественном цветенье.

А память о тебе печальна и светла.

Осеннее раздумье

Memento mori! Нам её являет

то жизни боль — печальный, тёмный взгляд,

то вздох искусства, то до слез сырая

старуха-осень за окном — злой сад.

Отвлек экран домашний: ребятишки

сидят на лавках, пробуют читать.

И я пыталась в драгоценных книжках

открыть им русской речи благодать.

Но подойдет пора: я знать — не знаю,

как назван ручеёк, зеленый лес,

воздушный мост от края и до края,

в какие буквы олененок влез.

Потерям нет конца. Родное слово,

с душой (живой?) обнявшись, улетит,

но для друзей в моих стихах-оковах

живёт, поет… Вы слышите мотив?

Мой привет далекому поэту

Меня давно привлекают стихи японского поэта Мацуо Басе, его хокку. В трех строчках (8–9 слов) он умеет запечатлеть мгновение жизни, далекой для нас (три века назад) и такой по-человечески понятной. Для Японии Басе так же дорог, как для нас Пушкин. К его трехстишиям многие художники Японии создавали рисунки. Мое постижение хокку было таким же: рисовала простенькие картинки — свои картинки. Потом возникло непреодолимое желание нарисовать картину стихами на наш манер: с рифмой, несколько четверостиший.

Хокку обладают особенностью: они будят воображение, разыгрывается фантазия. Может быть, в этом их главная ценность. Мне кажется, что давно ушедший из жизни поэт далекой страны кидает мне мяч — свое послание, а я должна вернуть его своими стихами, словно признаваясь, что вижу его глазами, чувствую его сердцем. Я думаю, каждый поэт был бы счастлив снова ожить в душе другого человека другого времени. Дело за «малым» — написать хорошие стихи. Простите, не уверена, что получилось, но так хочется, чтобы кто-то их прочитал. С автором я не соревнуюсь, стихи Басе проще, целомудреннее, значительнее — триумф краткости.

Хокку.

Алые сливы в цвету…

К той, кого никогда не видел,

Занавеска рождает любовь.

/Мацуо Басе/

*Это стихотворение — в память о жизни поэта Басе. Он не имел своего дома, бродил по дорогам Японии.

Я иду весеннею тропою

Меж зеленой молодой листвы.

Птичьи споры веселят порою.

Их заботы не новы.

Я ж не вью уютного гнездовья,

Вновь по свету белому бреду.

Ночью зябкою — мешок под изголовье

Да костер заветный разведу.

Птицы мне родня по тихим песням.

«Цвирк!» — замолкла. Так пою и я.

Для меня она чудесней

Долгой, жаркой трели соловья.

Обогнул гору и вижу

Домик у подножья, поле, сад.

Тороплюсь: ночлег все ближе,

Отдыху на сеновале рад.

Шаг ступил в ворота — алым цветом

Слива опалила, обожгла.

Все забыл: и просьбы, и приветы,

Радость светлая мне на сердце легла.

…Уходил холодным утром ранним.

Постоял у сливы и на дом оглянулся — над окошком крайним

Занавеска двинулась углом.

Кто там дышит в розовом уюте?

Я не знаю, но — беда! — люблю