Недосказанное

У взрослых сумрачный, суровый взгляд.Темно. Язык коптилки сонно светит.Все ждут, где новый громыхнет снаряд.Считают: раз… второй, неужто третий?Давно то было… Мой архив созрел,заполнен так, что отлетают крышки.Но странно: целый ворох не у дел,мертвы, оттуда голосов не слышно.Другие голосят и гомонят,цветные запускают киноленты.Какой закон высвечивает рядживой, взрывая памятью моменты?Не знаю… Ими линия, судьбапрочерчена, блестит передо мною.Уже семья, работа и — борьбас самой собой, с нехватками, с бедою.Ошибки, есть особые. В глазахтемнеет при одном воспоминанье.Оценки изменились, но назаддороги нет. Бессильно их признанье.Тут словно бы из табакерки черт,выскакивает память о постыдном.Ну, мелочь, ну, случилось, низкий сортмоих поступков… Их уже не видно!То совести отчаянный порывдать подзатыльник за дела былые.…А памяти священные дарывычерчивают линии святые.

Прикосновение

Мосточек шаткий через речку,

согретый золотым лучом.

Девчушка принагнула плечи,

присела, нет, легла ничком.

Взгляд утонул в воде студеной,

в тенетах плавающих трав.

Мальки застыли отстраненно

от глаз ее. Намок рукав.

Приподнялась — исчезла стайка,

рассыпав блестки тонких стрел.

Где рыбий домик? Угадай-ка!

А глаз уже во тьму глядел.

Песок на дне ребристый, светлый,

а под корягою темно.

Корней живых свисают петли.

Там рыба спит или… бревно?

В тени моста лягушка дремлет.

Распялив лапки, поплыла.

Стрекозы задевают стебли,

от них кружится голова.

Прикосновенье к тайне новой

произошло. Нет сил уйти!

Глаза закрою и — готова

той сказки сладость обрести.

Стихи мои, свидетели живые…

Стихи неловкие из-под пера подростка –

в них шутка зазвенит и озорство.

У дочки расцветающей? Да просто

любви, еще неясной, волшебство.

А чем же дышит на краю, на краешке

пути земного разбежавшийся ходок?

Присел устало он на теплый камешек

и в думах долгих, тяжких изнемог.

Глаза закрыты, но вослед желанью

в глубинах памяти затеплились огни.

«Родные лица! К ним любви признания

вложу в стихи. Прочти и помяни!

Был путь мой по земле не очень ладный:

вот кочка — по воде слепой бреду,

там берег впереди манит туманный,

приковылял, а вышло — на беду.

Кого-то слабого обидел без стеснения,

за кем-то, торопясь, недоглядел…»

Стихи сложились, трудное прозрение

он пережил — таков его удел.

Не только прошлое цепляет за живое –

рой нынешних событий и страстей:

как плотно тень легла для жадного разбоя,

как трудно совестью озолотить детей…

Открыл глаза: земля в красе осенней

сияла в бледных солнечных лучах.

«Порадую тебя я тихой песней,

пока играет свет в моих очах.

Одна ты мир даешь моей душе

даже на самом трудном рубеже».

Родные люди

Отец

Серенькие фотоснимки я держу в руках.

…За столом сидит отец. Это на Брусках.

Не спешит за завтраком. Значит, выходной.

Этот снимок маленький — самый дорогой.

Жизнь с ее насущным хлебом предо мной встает.

Веет от нее покоем, словно нет забот.

Здесь отец — ровесник внуку (его еще нет).

До печали, до разлуки много-много лет.

* * *

Кинопленку памяти разверну в тиши.

Набегут видения — выбирай спеши.

Из прожитой дали свет угасших звезд

Мчится и являет время в полный рост.

/Послевоенные годы/

…Домик бабы Дуни. От печи тепло.

Снегом в блестках лунных окна занесло.

Вся семья расселась за большим столом.

Ждут: отец раскроет снова старый том

И начнет читать нам о тайге глухой,

Об эвенках мудрых и простых душой.

Час тот как награда за скупые дни,

Светлою отрадой полнились они.

Сохранились с той поры как наследство наше

Две большие книги — для меня нет краше –

«Пушкин» и «Некрасов». Желтые страницы

Осветили детям и сердца, и лица.

/Шестидесятые годы/

Расслоилось племя: три семьи теперь.

К деду с бабой внука не пускает дверь.

Все-таки пробрался — никого! Присел

На диван, печально, тихо засопел.

Дедушка явился:

— Миша? Как дела?

— Плохо, очень плохо: мама забрала

Все мои игрушки.

— Шутишь?

— Не шучу,

Я с тобою рядом полежать хочу.

Все подушки убраны, улеглись вдвоем.

— Вот теперь мне хорошо! Сказочку начнем?

/Семидесятые годы/

Я тружусь в далекой сельской школе.

Транспорт — никуда! Так поневоле

За полночь порой спешишь домой

(Педсовет, театр иль путь иной).

Кто стоит в низине у шоссе

Под зонтом весь в дождевой росе