Недосказанное

Мамин голос оборвался на слове «что-то», словно она даже представить не могла что могло случиться с Кэми, а разве что накручивать себя темными и иллюзорными страхами. Кэми посмотрела на мать, всегда прекрасное лицо над черной толстовкой на молнии и джинсами. Её серые глаза были такими огромными: она выглядела моложе, чем обычно и напуганнее.

Кэми была так зла на мать, но теперь глядя на неё, она ощутила яростное желание защитить ее от всего, что так её пугало.

Это было странно чувствовать защиту собственной матери.

— Прости, — начала было Кэми.

Мама перебила её: её голос был остер, как один из её ножей.

— Ты была с одним из тех мальчиков Линбер?

Кэми сбросила плечами с себя пальто и кинула его на стул.

— Да, — ответила она. Сочувствие к своей маме быстро улетучивалось. — Вообще-то, я целовалась с ним всю ночь напролет. А ты скажи мне, ты сейчас идешь в пекарню или к Робу Линберну? У моего Линберна нет на счету и половины жертв, что у твоего.

Мама побледнела еще сильнее.

— Я никогда не предавала твоего отца, — голос её прозвучал еще тише.

— Тогда чем ты занимаешься, мама? — требовательно спросила Кэми.

— Линберны сумасшедшие! — отрезала мама. — Они хотят увидеть демонстрацию подчинения, они хотят увидеть, что вы их слуги. И я пойду на это, я сыграю свою роль скромной селянки, если это поможет обезопасить мою семью. Все, чего я хочу, чтобы вы все остались целы и невредимы. Только это является моей целью. А ты пугаешь меня, Кэми. Ты разбиваешь мне сердце. Ты должна быть более осторожной.

— Мы не можем позволить ему одержать верх, — сказала Кэми.

Глаза мамы оглядели её. Кэми знала, что волосы у неё были спутаны, а рот опух, и она знала, что мать считала её дурой.

— Ты не понимаешь, — сказала ей мама. — Он уже победил. И остальные Линберны признают это. Для Линбернов имеют значения только другие Линберны. А всех, кто выступит против, Роб раздавит, сметет со своей дороги. И если этому мальчику не будет больше от тебя никакой пользы, он отойдет в сторонку и позволит тебе быть уничтоженной.

Кэми рассмеялась.

— Да ты понятия не имеешь, что он за человек. Он никогда не станет ничего сторониться. И он любит меня.

И она действительно верила в это, верила в каждое слово, но она почувствовала, как покраснела, когда произнесла эти слова. Она всегда знала, что он любил её, эта уверенность была превыше всего остального, которая была неизменной, но она никогда не произносила эти слова вслух и они никогда не имели прежде такого значения. Она сказала эти слова ему и едва ли понимала их значения. Это были пугающие слова, слова, охватывающие вселенную.

Её мама посмотрела на неё с грустью, её мама, на которую мужчины смотрели только с любовью. Наверное, она знала Кэми лучше самой Кэми.

Но все, что она сказала:

— Мне пора.

Она натянула свой темный капюшон на голову, который прятал её сияющие золотом волосы и бросал тень на её бледное лицо. Кэми вздрогнула от холодного воздуха, который влетел через открытую дверь, когда её мама вышла на улицу.

Кэми поднялась наверх и приняла обжигающе-горячий душ, чтобы согреться и проснуться. Она стояла под водой и испытывала восторг о того, сколько нового она узнала о своем теле, по которому ручейками сбегала горячая вода.

Её прежний парень Клод касался её тела намного больше, чем Джаред сегодня ночью, но она не чувствовала столько новизны, как с ним. Джаред знал её, знал почти все её мысли, каждый её темный страх и светлых надежд. Когда он прикоснулся к ней, он точно знал к кому прикасается. Вес этих прикосновений будто открывали новые земли на её теле. Она и мечтать не смела о подобных открытиях. Кэми закрыла глаза и позволила каплям воды барабанить по её векам.

Она не знала, насколько это было связанно с их связью, но она нравилась ему. Он любил её: он так сказал, хотя она никогда не узнает об этом наверняка, что означают для него произнесенные им слова. Ей просто нужно было довериться ему, как это делают другие пары во всем мире.

Будто они были обыкновенной парой.

Кэми покачала головой, глядя на себя в зеркало, черные мокрые локоны её волос отлипли от лица и всколыхнулись.

Кэми вновь попыталась позвонить Генри Торнтону, но его телефон просто трезвонил, а трубку никто не брал. Она подбирала свой наряд тщательнее, чем обычно: платье королевского голубого цвета с длинными рукавами, фиолетовый колготки, и фиолетовые пластиковые висячие серьги. Когда она взглянула в зеркало, то ей пришлось вновь помотать головой, обеспокоенная тем, как она будет смотреться с парнем, но её отражение в ответ улыбнулось ей и похоже оно ни о чем не сожалела.

Ее отец был в кухне, когда она спустилась вниз. Варился кофе, а он читал Пронырливого Паркера.

— Моя дочь, репортер, освещающий все злые волшебные новости дня, — сказал он. — Мальчики сказали мне, что ты написала статью, которая кое-что объясняет. Скажу сразу, это имеет намного больше смысла, чем то, до чего я додумался сам.

Кэми знала, что должна была ответить на это с шутками-прибаутками, но вместо этого она стояла будто молнией пораженная.