Недоверчивость отца Брауна

– Совершенно верно, – спокойно сказал священник. – Все это чудо по какой-то причине было подстроено. Сцену похорон тщательно отрепетировали и рассчитали по минутам. Я подозреваю, что история эта каким-то образом связана с той громкой рекламой, которую создал мне Снейт. Он совершенно сошел с ума, и все же не верится, чтобы только ради этой шумихи он мог так далеко зайти. Одно дело торговать мной, выдавая за второго Шерлока Холмса, а…

Между тем лицо священника на глазах переменилось, он вдруг прикрыл веки и встал, как будто задыхался, а затем выбросил вперед дрожащую руку и, пошатываясь, двинулся к двери.

– Куда вы? – удивился Рейс.

– Я? С вашего разрешения, я хотел пойти помолиться Богу, вернее, поблагодарить Его.

– Простите, я не совсем понимаю. Что с вами?

– Я хотел поблагодарить Господа за то, что Он таким непостижимым образом спас меня в самый последний момент.

– Послушайте! – воскликнул Рейс. – Я не католик, но, поверьте, я достаточно набожен и понимаю – вам есть за что благодарить Бога, ведь Он спас вас от смерти.

– Нет, – поправил его священник, – не от смерти. От позора.

Рейс смотрел на него широко открытыми глазами. Следующая реплика отца Брауна совсем ошеломила его:

– Пусть бы еще опозорили меня! Позор угрожал всему, что мне дорого. Они замахнулись на святая святых. Даже подумать страшно! Ведь мог разразиться самый страшный скандал со времен Титуса Оутса.

– Не понимаю, о чем вы? – воскликнул Рейс.

– Простите, я, кажется, совсем заморочил вам голову, – сказал священник, садясь. Он немного пришел в себя и продолжал: – Меня самого осенило, лишь когда речь зашла о Шерлоке Холмсе. Теперь я вспоминаю, что я написал в связи с его безумным планом. Тогда фраза «Я готов умереть и воскреснуть, как Шерлок Холмс» не показалась мне подозрительной, сейчас же я понимаю, что за ней стояло.

Как только это пришло мне в голову, я сообразил, что меня не зря заставляли писать такие фразы, ведь они сводились к одному и тому же. Точно так же, сам того не подозревая, я написал, словно бы обращаясь к сообщнику, что в назначенное время выпью отравленного вина. Ну, теперь поняли?

– Да, кажется, начинаю понимать, – воскликнул Рейс, вскакивая на ноги и не сводя глаз со священника.

– В их планы входило сначала устроить вокруг чуда ажиотаж, а потом самим же это чудо опровергнуть. И что самое худшее, они бы доказали, что я был с ними заодно. Получилось бы, что церковь сознательно пошла на подлог. В этом-то и заключалась их цель. Дьявольская цель.

Помолчав, он добавил уже совсем тихо:

– Да, мои автографы им бы очень пригодились.

Рейс метнул взгляд на лежавшие на столе бумаги и мрачно спросил:

– И сколько же негодяев замешано в этом деле?

– Увы, немало. – Священник покачал головой. – Правда, некоторые были всего лишь марионетками. Возможно, Альварес счел, что на войне все средства хороши, ведь он человек своеобразный. Я сильно подозреваю, что Мендоса – старая лиса, я ему никогда не доверял, да и он был крайне раздосадован тем, что я не поддержал его начинаний. Но все это несущественно. Главное, я должен поблагодарить Бога за свое спасение, а особенно за то, что Он надоумил меня дать телеграмму епископу.

Джон Рейс пребывал в глубокой задумчивости.

– Вы рассказали мне массу вещей, о которых я понятия не имел, – сказал он наконец, – а теперь, вероятно, и мне стоит рассказать вам ту единственную вещь, которую не знаете вы. Сейчас я довольно хорошо представляю себе, на чем строился их план. Они полагали, что любой человек, который проснулся в гробу и обнаружил, что он канонизирован при жизни и стал ходячим чудом, позволит носить себя на руках и будет упиваться нежданно свалившейся на него славой. Надо отдать им должное, в своих расчетах они учитывали особенности человеческой психики. Мне доводилось встречаться с самыми разными людьми в самых разных местах, и могу вас заверить, что на тысячу человек едва ли найдется один, который в подобной ситуации сохранил бы самообладание и, еще толком не проснувшись, проявил достаточно здравомыслия, простоты, смирения, чтобы… – Тут Рейс вдруг обнаружил, что расчувствовался и у него, против обыкновения, дрожит голос.

Отец Браун покосился на стоявшую на столе бутылку и как бы невзначай сказал:

– Послушайте, а как вы смотрите на то, чтобы распить бутылку настоящего вина?

Небесная стрела

Боюсь, не меньше ста детективных историй начинаются с того, что кто-то обнаружил труп убитого американского миллионера, – обстоятельство, которое почему-то повергает всех в невероятное волнение. Счастлив, кстати, сообщить, что и наша история начинается с убитого миллионера, а если говорить точнее, с целых трех, что даже можно счесть embarras de richesse[1]. Но именно это совпадение или, может быть, постоянство в выборе объекта и выделили дело из разряда банальных уголовных случаев, превратив в проблему чрезвычайной сложности.