Хоремхебу такое распределение обязанностей очень понравилось, и если бы фараон иногда для порядка не совал нос в его дела, было бы совсем хорошо.
А вот нубийцы оказались народом упорным, они не желали менять веру и славить небесного отца фараона так, как этого ожидал земной сын. Но не отправлять же на них Хоремхеба с его армией?! Вообще Эхнатон старался все дела, даже спорные пограничные, решать мирно, вернее, не решать вообще никак, надеясь, что все как-то рассосется само собой. У него были заботы поважнее, в Ахетатоне один за другим росли новые великолепные храмы: закончен Храм Проводов Атона на покой, где главной жрицей стала Нефертити, построены Сени Ра для Нефертити, Тийе и дочерей, храм Восхода Атона и другие… Это ли не радость?! Потому фараона мало интересовали дела, связанные с защитой Иерусалима, Библа, Симиры или других городов. От дальних земель Эхнатону была нужна только дань, да и то ею больше озабочен начальник закромов толстяк Панехси.
Такое нежелание пер-аа влезать в каждое дело часто радовало придворных, потому что позволяло нещадно воровать, не опасаясь быть схваченными за руку. Между ними действовал негласный уговор: никто не мешал другому. Это давало надежду обеспечить свою загробную жизнь весьма недурно. Ради такой возможности в земной жизни можно было и потерпеть, стоя согнутыми в три погибели с задранной при этом к небу головой. Но в Ахетатоне человеческая красота не в почете, ценится лишь красота природы, потому на изуродованные тела придворных мало кто обращал внимание, разве что спины побаливали…
То-Мери замерла. Из спальни царицы доносились смех и веселые голоса. Один из голосов явно принадлежал пер-аа! Фараон любил своих девочек, особенно самую маленькую Анхесенпаатон, родившуюся уже в Ахетатоне.
Так и было, родители смеялись над попытками младшей царевны делать первые шаги. Девочка старалась встать на ноги, хватаясь за брошенную на ложе накидку. Как и следовало ожидать, ткань потянулась под ее пальчиками, а толстая попка перевесила, царевна звонко шлепнулась на пол. К ней бросилась кормилица, в ужасе косясь на царственную пару. Но девочка не заплакала, а пер-аа рассмеялся, остановив кормилицу:
– Не мешай, пусть сама.
Под тревожным взглядом матери Анхесенпаатон поступила достаточно просто: она вцепилась в подол калазириса кормилицы и поднялась на ножки, удовлетворенно поглядев на родителей: вот, мол, я какова! Эхнатон и Нефертити снова рассмеялись. Возиться с толстенькой забавной Анхесенпаатон такое удовольствие! Как и с двумя старшими царевнами – рассудительной, считающей себя взрослой Меритатон и любопытной, неугомонной Макетатон. Для пер-аа жена и дочки – высшее счастье.
Анхесенпаатон стояла, вцепившись в подол кормилицы и чуть покачиваясь, словно не решалась отпустить его и сделать первый самостоятельный шаг. Эхнатон и Нефертити одновременно протянули к ребенку руки и позвали:
– Иди ко мне!
Малышка посмотрела на отца, потом на мать и, отпустив ручку, шагнула к Эхнатону. Фараон, как мальчишка, едва не завизжал от восторга, хлопая в ладоши. Анхесенпаатон сделала два неуверенных шага в сторону отца, но на третьем ее толстенькая попка все же перетянула, и девочка снова шлепнулась, на сей раз взвыв во весь голос. Метнувшиеся к ней мать и отец… столкнулись лбами, на миг замерли и расхохотались!
Эту картину и застала вошедшая в спальню То-Мери: фараон и царица хохотали, потирая лбы, между ними на полу сидела маленькая Анхесенпаатон и ревела во все горло. Ее кормилица растерянно стояла чуть в стороне, не решаясь сделать ни шагу. То-Мери долго не раздумывала, не обращая внимания на царскую чету, она подхватила плачущую царевну на руки и принялась успокаивать.
Родители смущенно замолчали.
Но, едва успокоившись, царевна потянулась на пол снова, она уже вкусила прелесть самостоятельного передвижения и не желала сидеть на чьих-либо руках. То-Мери отпустила девочку перед отцом:
– Пер-аа стоит дать царевне свой божественный палец, чтобы она смогла держаться, пока не научится.
Эхнатон протянул дочери руку:
– Держись за мой божественный палец.
Анхесенпаатон ухватилась за руку отца и не отпускала ее, пока сама не свалилась от усталости. Все попытки забрать ребенка у отца приводили к страшному реву. Отцу было жалко малышку, и он терпел. В конце концов Эхнатону пришлось даже покачать дочку на руках, чтобы та успокоилась и заснула. Конечно, это заняло очень много времени, но фараон был несказанно счастлив. Одной рукой он поддерживал спящую дочь, другой обнимал красавицу-жену.
Счастье казалось безбрежным, они с Нефертити так любили друг дружку и своих малышек. Это ничего, что пока нет сына, все еще впереди, они молоды, а в городе счастья впереди только счастье и любовь!