Нефритовый Глаз

— Я рада, что у тебя наконец налаживается жизнь, — сказала Сестрица Хуэй. — Ужасы, через которые ты прошла в министерстве, не для твоей тонкой натуры.

Мэй кивнула и попыталась улыбнуться.

Дорожка раздвоилась, обегая холм. Женщины сошли с нее и начали взбираться по склону, отчего обеим скоро стало жарко.

— Ну и пекло! А ведь еще не лето! В этом году явно что-то перепуталось на небесах!

Сестрица Хуэй запыхалась. Мэй чувствовала под ногами сухую ломкую траву. С верхушки холма им открылась лужайка в долине. На ней расположилась компания отдыхающих.

— Сюда мы приезжали обмывать наши дипломы, — сказала Сестрица Хуэй, подставляя лицо ласковому солнцу. — Помнишь?

В центре лужайки валялась большая мраморная раковина, когда-то украшавшая резную чашу древнего фонтана. От ее гладкой белой поверхности отражались солнечные блики.

— Конечно! — негромко произнесла Мэй.

Ей вдруг отчетливо вспомнился тот день. Они сидели, курили сигареты и пели. Чижик Ли подыгрывал на гитаре. Япин читал свои стихи…

— Давайте спускайтесь! — крикнул кто-то из компании на лужайке, и Мэй очнулась от грез.

— Это Толстяк! — Сестрица Хуэй помахала рукой, и они зашагали вниз по склону.

Чижик Ли сидел с сигаретой во рту, бренчал на гитаре и время от времени отхлебывал пиво из банки. Он показался Мэй еще меньше и худосочнее, чем прежде. Чижик Ли всегда казался старше своих лет, а теперь и вовсе поблек.

— Опаздываете!

— Это принцесса виновата! Я ее ждала! — Сестрица Хуэй ткнула пальцем в сторону Мэй и повалилась на подстилку.

— Сестрица Хуэй! — смущенно запротестовала Мэй.

Толстяк поздоровался и предложил выпить. Мэй выбрала минералку.

— Как живешь, Ли? — подсела она к Чижику, и тот густо покраснел.

Все знали, что Чижик Ли издавна питал к Мэй нежные чувства.

— Уезжаю в Шэньчжэнь. Обрыдли мне уже и Пекин, и агентство новостей «Синьхуа»!

— Что? — удивился Толстяк. — Ты мне ничего не говорил! С ума сошел? Решил променять информационного гиганта на захудалую провинциальную газетенку?

— Гигант гигантом, а зарплата мизерная. И квартиры не дождешься. После университета мы рвались на работу в крупные организации, а теперь все упирается в деньги. Кто богат, тот и личность. Вот стану главным редактором и тоже буду заколачивать большие бабки!

— Чудак ты! — Сестрица Хуэй открыла банку пива «Циндао». — Что такое деньги в сравнении с властью? Когда Мэй работала в министерстве общественной безопасности, то жила в прекрасной однокомнатной квартире, пользовалась служебными автомобилями и обедала в лучших ресторанах. И при этом не была богатой. Посмотри на директора вашего агентства. Ему не надо никакого богатства! Он и так получает по должности все, что душа желает!

— Ну, мне-то никогда не стать генеральным директором «Синьхуа»! Нужно обладать особым умением, чтобы взобраться на верхушку служебной лестницы! Нет, это не для меня. Я стану богатым! И куплю себе на свои кровные и собственную машину, и собственную квартиру!

— А я обойдусь и без машины! Мне бы только крышу над головой! — печально вздохнул Толстяк. — У нас в «Пекинской газете» еще хуже, чем в «Синьхуа». Не то что квартиры — комнаты в общежитии не дают! Уже четвертый десяток разменял, а все еще живу у родителей. Я так и сказал свахам — моя будущая жена должна работать в таком ведомстве, где обеспечивают служебной жилплощадью.

— В Шэньчжэне и других особых экономических зонах такие специалисты, как мы, смогут приобретать квартиры в личную собственность! — Чижик Ли затянулся сигаретой и выпустил облако дыма.

— А как же твоя пекинская прописка? — спросила Мэй. — Ты ее потеряешь, если переедешь в другой город на постоянное жительство. Неужели не захочешь вернуться?

Мэй огорчилась за Чижика Ли, который всегда был безнадежным романтиком и постоянно страдал из-за этого. Он часто в душевном порыве совершал необдуманные поступки, а потому никак не мог ужиться в прагматическом китайском обществе. Мэй испытывала к нему родственное чувство. Они оба чурались окружающих, хотя и по разным причинам. Чижик Ли боялся общественного неодобрения и неприятия, поскольку это лишало его психологического равновесия. А Мэй считала, что ее никто не понимает, но при этом посылала всех к черту.

— Кто это не захочет вернуться? — прогремел чей-то бас за ее спиной.

Все обернулись и увидели возвышающуюся над ними почти двухметровую фигуру Гуана с испачканным сажей лицом. Ему, по обыкновению, пришлось возиться с переносным примусом, чем он и занимался, спрятавшись от всех за мраморной раковиной.

— Да вот, Чижик Ли уезжает в Шэньчжэнь, — пояснил Толстяк, сокрушенно качая головой.

— И правильно делает, — заметил Гуан, садясь и отгоняя дым от сигареты Чижика Ли обратно ему в лицо. — Наконец-то ты окажешься среди людей твоих габаритов! — засмеялся он собственной шутке.

Чижик Ли был самым маленьким в их группе, хотя родился в краю великанов — в северной провинции Дунбэй.

Сестрица Хуэй шлепнула Гуана ладонью по спине:

— Не будь ослом!

Тот словно не почувствовал удара и опять засмеялся.