Нефритовый трон

Любопытствующие драконы в самом деле уже выглядывали из-за деревьев, ломая ветки. Земля содрогнулась – это уличенный в нескромности Максимус вновь опустился на четвереньки. Барэму стало явно не по себе: драконов, как правило, кормят сразу после сражения, и окровавленные, хрумкающие костями пасти могли ошарашить кого угодно.

Кейнс тоже не давал чужакам спуску.

– Вон, немедленно вон! Я не могу работать, когда кругом такой цирк, а вы, – рявкнул он Лоуренсу, – извольте сейчас же лечь! Я распорядился, чтобы вас перенесли в госпиталь – один Бог знает, почему вы до сих пор скачете на этой своей ноге. Где Бейливорт с носилками?

Этого Барэм уже не вынес:

– Лоуренс, черт побери, под арестом, и прочих бунтовщиков я тоже намерен заковать в кандалы!

– Арестуете его утром, – не смолчал Кейнс, – когда он вместе с драконом получит врачебную помощь. Примерное, истинно христианское поведение – угрожать раненым! – В кулаке, которым хирург потрясал перед самым лицом лорда, был зажат десятидюймовый крючок. Барэм невольно отшатнулся, и пехотинцы, восприняв это как долгожданный сигнал, поволокли прочь свою пушку. Лорду не осталось ничего другого, как отправиться следом за ними.

Завоеванная таким образом передышка оказалась недолгой. Хирурги, сгрудившись над Лоуренсом, чесали в затылках. Кость не была сломана, раны, не считая обильных кровоподтеков, тоже отсутствовали, однако нога отзывалась мучительной болью на любые попытки прощупать ее. Голова тоже сильно болела. В итоге Лоуренсу предложили лауданум, от которого он отказался, и приказали не ступать на пострадавшую ногу – совет столь же здравый, сколь и бесполезный: ступить на нее он не мог бы при всем желании.

Раны Отчаянного, к счастью неглубокие, тем временем зашили, и Лоуренс, приложив большие усилия, уговорил его хоть немного поесть. К утру стало ясно, что Отчаянный поправляется. Лихорадки у него не было, и никаких поблажек ожидать больше не приходилось. Лоуренс получил от адмирала Лентона официальный вызов в штаб запасника. Провожая портшез, в котором он туда отправлялся, Отчаянный заявил:

– Если завтра утром ты не вернешься, я пойду тебя искать.

Отговорить его не удалось, да и какие тут можно найти слова? Дело явно шло к аресту, если только Лентон не найдет каких-то чудодейственных доводов против, а трибунал по совокупности правонарушений вполне мог приговорить капитана к смерти. Обычно авиаторов вешали разве что в случае государственной измены, но Барэм наверняка постарается, чтобы Лоуренса судила коллегия морских офицеров. Они подойдут к делу гораздо пристрастнее, и перспектива лишиться боевого дракона не остановит их: Отчаянный все равно потерян для Англии, раз Китай требует его назад.

Эту ситуацию, и без того непростую, для Лоуренса отягощало сознание, что он поставил под удар своих офицеров. Грэнби и другим лейтенантам – Эвансу, Феррису, Риггсу – придется ответить за неподчинение Барэму. Их могут уволить со службы – для авиатора, которого обучают летать с раннего детства, страшнее наказания не придумаешь. Даже мичманов, которые в лейтенанты так и не вышли, не принято увольнять в отставку. Для них всегда находят места в питомниках и запасниках, обеспечивая их обществом сослуживцев.

Нога за ночь стала чуть получше, но Лоуренс, самостоятельно взойдя на штабное крыльцо, побледнел и покрылся потом. Он постоял, перебарывая дурноту, и вошел в небольшой кабинет адмирала.

– Бог мой! Я думал, лекари вас отпустили! – воскликнул Лентон вопреки нетерпеливой гримасе Барэма. – Садитесь, пока не упали; держите, – продолжал он, сунув в руку Лоуренса стакан бренди.

– Благодарю, сэр. Меня действительно отпустили. – Лоуренс пригубил спиртное только из вежливости – голова у него и без бренди неважно работала.

– Довольно с ним нянчиться, – прервал Барэм. – В жизни не видел, чтобы офицер вел себя столь вопиющим образом. Честное слово, Лоуренс, я никогда не питал любви к виселице, но вас бы повесил с большой охотой. Лентон клянется, что тогда ваш зверь станет неуправляемым, а по мне он и теперь строптив дальше некуда.

Лентон сжал губы, выслушав этот презрительный отзыв. Лоуренс мог лишь догадываться, сколько сил и нервов потратил воздушный адмирал, убеждая Барэма. Ни заслуги Лентона, ни только что одержанная победа не имели решающего значения в высоких сферах. Барэм мог безнаказанно унижать его, в то время как любой флотский адмирал пользовался достаточным влиянием, чтобы требовать к себе уважения.

– Вас, бесспорно, следует отправить в отставку, – продолжал Барэм. – Но животное, столь же бесспорно, следует отправить в Китай, и здесь нам, к великому сожалению, требуется ваше содействие. Уговорите его как-нибудь, и покончим на этом; но если вы снова вздумаете упорствовать, будь я проклят, если в конце концов вас не вздерну. Зверя застрелим, а китайцы могут убираться ко всем чертям.

Лоуренс, забыв о контузии, едва не взвился со стула, но Лентон надавил ему на плечо.