Негасимое пламя

Дэвид любил бродить у реки, наблюдая, как меркнет солнечный свет на стенах городских зданий, как блекнет их отражение на неподвижной глади воды и, постепенно теряясь в золотой дымке, поглощается сгущающимися сумерками. По ту сторону одного из мостов он обнаружил тропинку, где темные акации склоняли над водою пышные ветви, усыпанные бледными цветами. Дэвид часто спускался к воде и подолгу стоял там, вдыхая их аромат.

Через день по вечерам он ходил с Шарн собирать подписи. Однажды в субботу, смешавшись с толпой, они попали на футбольный матч. Спустя неделю вместе с группой любителей скачек долго толкались в очереди у железнодорожной кассы за билетами и затем ехали, стоя всю дорогу, на ипподром. Завсегдатаи скачек до конца состязаний были расположены говорить только на одну тему: в хорошей ли «форме» лошадь, на которую они поставили, и каковы ее шансы на победу. И лишь те, кто оказывались в выигрыше и пребывали в отличном расположении духа, охотно соглашались с тем, что война и атомная бомба представляют собой явную угрозу конному спорту и братству его любителей. Проигравшие же были рады показать, что и они еще чем-то располагают, пусть это будет всего лишь подпись.

Однажды Дэвид пошел с Шарн на собрание Комитета защиты мира. Он вынес оттуда впечатление отчаянной, удручающей скуки. Он не сомневался, что те полтора десятка мужчин и женщин, которые слушали доклад о проведенной работе, текущих делах и финансовых мероприятиях, все безусловно были сознательными и убежденными борцами за дело мира, но в их выступлениях было слишком мало энтузиазма, слишком робки были их предложения, чтобы возбудить интерес к задачам комитета, слишком формально прошло голосование. Иные женщины, разговаривая, вязали; от табачного дыма становилось трудно дышать. Время от времени чьи-то усталые веки смыкались и седая голова опускалась на грудь.

«И такие люди еще надеются воздействовать на общественное мнение!» — с досадой подумал Дэвид.

И тотчас же упрекнул себя. «Но ведь эти люди уже давно принимают участие в движении. Даже если они и утратили свой былой задор, кто я такой, чтобы обвинять их? Ведь сам я только что проснулся и делаю первые шаги!»

Он понимал, что этот комитет только один из многих. Другие, по всей вероятности, действуют более энергично, внося в дело свежую струю. Как-то утром в понедельник он отправился с членами комитета в прибрежный район и был удивлен количеством собранных подписей. Свыше трехсот! Таков был результат их утреннего обхода, радостно обсуждавшийся Шарн и ее друзьями. «Такая горсточка людей сумела повлиять на такую массу! — поразился Дэвид. — Чего только не добьются люди, если соединят свои усилия в борьбе за жизнь, которая положит конец войне!»

После полудня все уже были свободны. Шарн заранее предупредила Дэвида, чтобы он захватил с собой купальный костюм; она собиралась взять с собой сандвичи, чай в термосе и устроить завтрак на берегу моря.

Был знойный летний день, надвигалась гроза; тусклое море покрывала пелена дыма от лесных пожаров; временами порывистый ветер морщил эту пелену, солнечный свет пронизывал воду, и тогда отмели становились золотыми и зелеными, аметистовые тени ложились у подножия скал, и сапфир глубин, темнея на горизонте, превращался в индиго. Чайки с красными лапками, рассеявшиеся по отмели, взмывали в воздух при порывах ветра, издавая резкие крики. Сверкая белыми крыльями, они описывали в воздухе круги и камнем падали вниз.

Быстро скинув платье и натянув на себя купальник, Шарн сбежала вниз по песку и бросилась в воду. Когда Дэвид неторопливо спустился за ней, Шарн была уже далеко в открытом море. Опа плыла оверармом, сверкая быстрыми и сильными взмахами рук. Не в силах угнаться за ней, он уже начал беспокоиться, сознавая опасность таких далеких заплывов.

— Эй, Шарн! — крикнул он, — Я не стремлюсь угодить в пасть акуле!

Шарн не расслышала его слов, по, увидев, что он вышел из воды, повернула обратно, выбралась на берег и, с трудом переводя дыхание и отфыркиваясь, шлепнулась рядом с ним на песок; ее волосы свисали мокрыми прядями, поношенный купальник лип к груди и бедрам.

— Чудесно, правда? — по-детски восторженно воскликнула она.

И, вытирая лицо полотенцем, процитировала Суинберна:

Я вновь вернусь к великой ласковой матери,

Матери и возлюбленной людей — морской стихии.

Эти строки всегда приходят мне на ум, когда я плаваю.

— Забывая об акулах?

— Забывая обо всем, — весело крикнула она, — кроме того, что чудесно плыть в открытом море, быть свободной и ни от кого не зависеть!