Негасимое пламя

По обеим сторонам переулков, которыми он шел, высились пустынные в эту нору здания складов и контор. Свернув за угол, он споткнулся о ступеньки безликого квадратного дома и в изнеможении опустился на них, чувствуя, что к горлу подступает тошнота. Потом, когда приступ ее миновал, он пересел подальше, в тень, решив немного передохнуть и собраться с силами.

Пока он сидел, сжавшись в комок, обхватив руками колени, голова его немного прояснилась. Он вгляделся в ступеньки, на которых сидел, посмотрел на вращающиеся двери, ведущие в освещенный вестибюль. Что-то странно знакомое почудилось ему. Он услышал приглушенное постукивание и равномерный гул машин, работавших где-то совсем рядом, и вздрогнул. Затем вскочил, пронзенный внезапной догадкой.

Словно в кошмарном бреду, Дэвид отпрянул назад и уставился на здание, возвышавшееся над всеми другими домами улицы. На верхнем рекламном щите, сплошь из стекла и стали, разноцветными сполохами загорались неоновые буквы. «Диспетч», «Уикли баджет», — прочел он горделивые слова, светившиеся в густом тяжелом тумане.

Ему ли не помнить этих слов, этого здания! Но что привело его сюда? Что заставило вернуться к этому дому, на месте которого некогда в грязной развалюхе ютилась пользующаяся дурной репутацией газетенка и где он сотворил чудо? Он превратил сомнительный листок в солидную газету, добился фантастического роста тиража, заставил правление оборудовать типографию мощными новейшими машинами, пристроил к старому зданию новый корпус, реорганизовал, переоборудовал, модернизировал все от начала до конца, сделав из газеты образцовый механизм по сбору, обработке, печатанию и распространению новостей.

И вот оно, его детище, такое, каким он его создал, и все же не такое! И вот он сам, руками которого создано все это, — такой, каким был прежде, и все же не такой!

В голове был полный сумбур, но одна мысль тревожила неотступно; что именно заставило его прийти сюда? Может, ему захотелось пощекотать свое самолюбие: вот ведь какой был когда-то? Или его потянуло сюда, как тянет на место преступления убийцу? А может, он надеялся здесь, возле этого дома, обрести столь необходимую уверенность в себе, нужную, чтобы бросить вызов неудачам и устремиться к успеху, куда более для него значимому, чем «Диспетч»?

Мысленно он представил себя совсем молодым: вот он одним махом взлетает по ступенькам этого крыльца, толкает вращающуюся дверь, взбегает, не дожидаясь лифта, по лестнице на второй этаж, слышит на ходу бойкие голоса рассыльных: «Добрутро, сэр» — и совсем другие, почтительные приветствия получающих задания репортеров: «Доброе утро, мистер Ивенс»; легкое оживление в конторе, через которую он шел в свой кабинет — бодрый, готовый с головой окунуться в работу, темп которой непрерывно нарастал: спокойный ритм в начале дня и лихорадочная спешка по мере приближения выхода первого выпуска газеты. Щелканье телетайпов, стук пишущих машинок, разговоры по телефону, поток телеграфных сообщений, вибрирующий грохот огромных печатных машин, изрыгающих из своего чрева сотни тысяч аккуратно сложенных, еще сырых, пахнущих типографской краской экземпляров «Диспетч»; орды мальчишек, хватающих пачки газет и разносящих их по всему городу; вереницы красных фургонов, ждущих своего часа помчаться с тяжелыми кипами к газетным киоскам окраин и к поездам, которые развезут их по всей стране.

Так оно и шло — второй выпуск, потом третий, и лишь с выходом последнего, четвертого выпуска в здании воцарялись тишина и покой. Словно судно, заштилевшее после штормового перехода. Из коридоров исчезали рассыльные, машинистки, репортеры. Появлялись уборщицы и принимались наводить чистоту и порядок, чтобы с наступлением дня снова заработал хорошо отлаженный, образцово управляемый механизм вечерней газеты.

Вот как было когда-то. Дэвид отогнал мучительные воспоминания. Он знал, что теперь здесь многое изменилось. Уже после его ухода было принято решение издавать еще и ежедневную утреннюю газету. Тишина и покой, наступавшие после рабочего дня, ушли в прошлое. Здание больше не знало ни минуты передышки. Ни днем, ни ночью не спадало напряжение, создаваемое непрерывной работой людей и машин. Кончала работу дневная смена, приходила вечерняя.

Даже сейчас, в смятенном состоянии чувств, он видел, как торопливо взбегают по ступеням какие-то люди, быстро толкают вращающуюся дверь и исчезают, словно пчелы в гигантском, ни на миг не прекращающем кипучую деятельность улье.

Язвительная мысль шевельнулась в голове. Так ли уж он уверен, что ему не хочется оказаться вместе с ними? Что ему не терпится обогнать их и занять свое место за большим письменным столом, стоящим в комнате с высоким потолком прямо против огромного окна? Желание рассмеяться, рассмеяться от души над нелепостью такой мысли тут же ушло, пропало, уступив место властному требованию крикнуть: «Нет! Нет! Нет!»

Его прошиб холодный пот. Вновь почувствовав приступ надвигающейся тошноты и слабости, он отшатнулся от залитого огнями здания.

— Да это ведь мистер Ивенс! — звоном отдался в ушах женский голос.