Негатив. Том II

Бабахнуло в следующий раз. Ощутив определённую уверенность в собственных силах, я увеличил расход энергии и сотворил шаровую молнию размером с футбольный мяч. Увы, полноценно запечатать сверхсилу внутри шара не вышло, и тот с негромким хлопком разлетелся ворохом электрических разрядов метрах в пяти от меня.

— Слабенько! — прокомментировал увиденное теоретик. — Пётр, для стандартных шаровых молний лимит плотности сверхсилы установлен в десять джоулей на сантиметр в кубе — в противном случае энергетическая конструкция становится опасно нестабильной, а затраты на компенсацию внутреннего давления начинают расти по экспоненте. Но тебе-то стабильность и не нужна, а чем выше плотность — тем сильнее бахнет! Давай! Жги от души!

Остаток занятия только этим и занимался. Жёг, жёг и жёг. С переменным успехом, но постепенно кое-что начало получаться. Вот только это «кое-что» Герасима категорически не устроило.

— Ну нет! — простонал он. — Так неинтересно! Жду через неделю — ты уж расстарайся доказать, что не безнадёжен!

Я беззвучно выругался. Ну вот где бы мне теперь ещё и на отработку новой техники время найти? Ещё и в резонанс трижды в день входить нужно!

В субботу моими косточками вновь хрустела Федора Васильевна. Что-то ей не понравилось в осанке и наклоне шеи, на пике резонанса сильные руки терапевта надавили и повернули так, что едва в голос не заорал. Но оно того стоило — сразу будто легче дышать стало, и невероятная мощь предельного потенциала хоть и продолжила давить, только уже без той невыносимо острой пульсации, которая рвала меня ещё миг назад.

— Расслабься! — потребовала Федора Васильевна и перешла к куда более щадящему воздействию, начала лёгкими касаниями разминать занемевшие мышцы, приводить организм в состояние идеального равновесия с набранной во время транса сверхсилой.

Немудрено, что расслабился. И оттого прозвучавший пару минут спустя вопрос оказался неожиданным вдвойне.

— А что у тебя с той курносой девчонкой? — поинтересовалась вдруг Федора Васильевна.

Я бы дёрнулся, если б мог, но не мог и, желая выиграть время, переспросил:

— С кем?

— У нас так много общих знакомых, молодой человек?

— А! Вы насчёт Лии? Мы просто друзья.

— Плохо, — заявила тогда терапевт. — Нестабильный пирокинетик — это очень плохо. Если сорвётся, энергетику будет уже не выправить. Ей нужен якорь. Тот, кто послужит опорой, поддержит в трудную минуту, не подведёт и не предаст. Кто-то больше, чем просто друг.

— Всем такие нужны! — попытался отшутиться я.

— Надеюсь, мы поняли друг друга, молодой человек?

В жёстком голосе Федоры Васильевны не прозвучало и тени угрозы, а разминавшие мой плечевой пояс пальцы не стали давить сильнее, но я невесть с чего ощутил себя на редкость… уязвимым.

— Мы сегодня на танцы собираемся, — вырвалось у меня едва ли не против воли.

— Умный мальчик.

Прозвучавшую в это й реплике иронию я предпочёл проигнорировать.

На улицу вышел будто заново родившимся, в превосходном расположении духа. Вытянул из жилетного кармашка часы, откинул крышку и поспешил к корпусу военной кафедры — подходило время дежурства нашего звена, перед выходом на которое требовалось отметиться у Касатона Стройновича или какого-нибудь другого аспиранта, подменявшего его в этот день.

Но только повернул за угол дома и сразу очутился в толпе студентов; здесь же расхаживали вахтёры, призывавшие учащихся разойтись. Те их требования игнорировали, а если и слушались, то далеко не отходили, сбивались в компании и что-то оживлённо обсуждали.

Я двинулся напрямик и присвистнул, разглядев разнесённую в щепки лавочку и оплавленный фонарный столб; рядом на тропинке темнели красные капли — это определённо была кровь. Стоило бы прибавить шагу и поспешить на военную кафедру, но никакого смысла в этом уже не было: Касатон Стройнович и Тарас Пникота обнаружились тут же, они курили и обсуждали учинённый невесть кем разгром.

— Да уж, наломали дров! — с выражением произнёс Касатон, как раз когда я подошёл.

Мы обменялись рукопожатиями, и я не утерпел, поинтересовался:

— Это кто так начудил?

Аспиранты обменялись странными взглядами, и Тарас вздохнул.

— Приятели твои расстарались. С монархистами сцепились.

— Теперь допуски порежут, из дружины вышибут, может, и с кафедры переведут даже, — добавил Касатон. — И как бы благонадёжность под сомнение не поставили.

Я присвистнул.

— И ничего нельзя сделать?

— А что тут сделаешь, если их вахтёрам разнимать пришлось?

— Ну, может, смягчающие обстоятельства какие-нибудь? Не они начали и всё такое?

Стройнович неопределённо повертел пальцами.

— Ситуация, сам понимаешь, сейчас непростая. Им по всей строгости впаяют, скорее, чтобы другим неповадно было.

— А они где?

— У проректора по воспитательной работе. Можешь сходить поговорить, только дохлый номер. Готовь характеристики. Точно пригодятся.