Негодяй из Сефлё

– Они давно уже пытались, но теперь им наконец удалось добыть бумагу о том, что он не способен воспитывать ребенка. Мы, разумеется, просили, чтобы девочку передали нам, но, по их мнению, мы слишком старые. И квартира у нас плохая.

Женщина взглянула на Мартина Бека, но, встретив ответный взгляд, быстро опустила глаза в чашку. И сказала тихим, но возмущенным голосом:

– Как будто у чужих людей ей будет лучше. У нас, во всяком случае, лучше, чем в городе.

– А раньше вам поручали внучку?

– Да, и не раз. Наверху есть комната, где она живет, когда приезжает к нам. Это бывшая комната Оке.

– У Оке порой была такая работа, что он не мог как следует заниматься девочкой, – продолжал хозяин. – Они заявили, будто он недостаточно стабильный. Уж не знаю, что они этим хотели сказать. Наверное, что он ни на одном месте долго не задерживался. А ведь это не так просто. С каждым днем найти работу все трудней и трудней. Но о Малин он всегда очень заботился.

– Когда это случилось? – спросил Мартин Бек.

– С Малин? Позавчера. Они пришли и увели ее.

– Он очень был возмущен вчера вечером? – спросил Рённ.

– Конечно, хотя говорил он по обыкновению немного. Ну и квартира его тревожила, но ведь мы с нашей маленькой пенсией все равно не в силах ему помочь.

– Он не мог уплатить за квартиру?

– Не мог. Наверное, его хотели выселить. При таких ценах скорей приходится удивляться, что люди вообще могут снимать квартиры.

– А где он живет?

– На Далагатан. В красивом новом доме. Он не мог найти ничего другого, когда снесли дом, в котором он жил прежде. Но тогда он зарабатывал больше и считал, что справится. Впрочем, квартира – это еще не самое страшное, самое страшное – это, разумеется, с дочкой.

– Насчет патронажа я хотел бы узнать поподробнее, – сказал Мартин Бек. – Нельзя же так ни с того ни с сего отобрать ребенка у отца.

– Нельзя?

– Ну, во всяком случае, надо сперва провести некоторые расследования.

– Я тоже так думаю. Тут к нам приходил один, переговорил со мной и с ней, осмотрел дом, расспрашивал нас про Оке. А Оке был мрачный, он стал мрачный с тех пор, как умерла Мария, но это нетрудно понять. А они заявили, что его депрессивное состояние, ну что он такой мрачный, пагубно отражается на психике ребенка, теперь я припоминаю точно, они именно так и выразились, говорить красиво они мастера. И что частая перемена места службы и разные часы работы тоже вредны для ребенка, и что с деньгами у него плохо, он даже за квартиру не может уплатить, а вдобавок у них в доме соседи вроде бы пожаловались, что он постоянно оставляет девочку одну по ночам и что она у него недоедает и тому подобное.

– Вы знаете кого-нибудь из тех, с кем беседовали представители общества?

– С его нанимателем. По-моему, они постарались связаться со всеми людьми, под началом у которых он когда-либо работал.

– И в полиции тоже?

– Ясное дело. Уж этот-то начальник для них всего важней. Сами понимаете.

– От него был получен не слишком хороший отзыв, верно? – спросил Мартин Бек.

– Да. Оке говорил, будто сразу, едва только комиссия начала копаться в его жизни, примерно с год назад, он написал на него какую-то бумагу, после которой нечего было и надеяться, что ему оставят девочку.

– А вам известно, кто именно писал этот документ? – спросил Мартин Бек.

– Известно. Это был комиссар Нюман, тот самый, который спокойно наблюдал, как умирает жена Оке, и не ударил палец о палец.

Мартин Бек и Рённ обменялись быстрым взглядом.

Фру Эриксон перевела взгляд с мужа на них, не зная, как они отреагируют. Ведь это было как-никак обвинение против их коллеги. Она протянула тарелку с тортом сперва Рённу, который тотчас взял изрядный кусок, потом Мартину Беку, но тот отрицательно покачал головой.

– А вчера вечером ваш сын говорил о Нюмане?

– Он говорил только, что из-за Нюмана у него забрали Малин. А больше ни слова. Он и так-то не слишком разговорчив, наш Оке, но вчера он был еще молчаливее, чем обычно. Верно я говорю, Карин?

– Верно, – поддержала жена и стала подбирать крошки на своей тарелочке.

– А чем он занимался вчера вечером? – спросил Мартин Бек.

– Ну, он пообедал с нами. Потом мы немножко посмотрели телевизор. Потом он поднялся к себе, а мы легли.

Мартин Бек успел заметить, что телефон стоит в передней. Он спросил:

– Он звонил кому-нибудь в течение вечера?

– Почему вы все это спрашиваете? Оке сделал что-нибудь плохое? – сказала женщина.

– Сперва я попросил бы вас ответить на наши вопросы. Итак, он звонил кому-нибудь отсюда вчера вечером?

Чета стариков некоторое время молчала. Потом мужчина ответил:

– Возможно. Я не знаю. Оке имел право пользоваться нашим телефоном когда захочет.

– Значит, вы не слышали, как он говорит по телефону?

– Нет. Мы ведь сидели и смотрели телевизор. Он, помнится, один раз вышел и закрыл за собой дверь, а когда он просто выходит в туалет, он дверей не закрывает. Телефон у нас в гардеробной, и, если телевизор включен, лучше закрывать дверь, когда надо позвонить. Слышим-то мы не больно хорошо, вот и приходится включать телевизор на полную громкость.

– Когда это могло быть? Когда он выходил к телефону?