Негоциант

— Уже? — улыбнулся я. Страха перед смертью я почему-то не испытывал. Занимал меня один вопрос. Что там, после жизни? Ангелы сидят на облаках и фальшивят на лютнях? Черти включают газовые горелки под котлами со смолой? А может, как у скандинавов, Вальхалла с её пирами и реками алкоголя? Можно еще было предположить мусульманский рай с четырьмя десятками девственниц каждому правоверному, но туда меня точно не пустят. Куда уж тебе, Дмитрий, с твоей западноевропейской внешностью. Бороду опять же не носишь, уплетаешь за обе щеки свинину без зазрения совести. Неправильный ты, не мусульманин вовсе. Закрыт тебе путь к халявным девкам. Но что, если нет там ничего, а только пустота? Бесконечная пустота и тишина. Конец, финиш, приплыли. Вот будет неприятно.

Вместо ответа стражник подошел ко мне и защелкнул на руках хитрые и безумно тяжелые браслеты.

— Мешка не надо, — запротестовал было я, но, получив удар по почкам, быстро согласился, что мешок на голове не такая уж и плохая идея. В общем, последнего желания мне не дали.

— Иди вперед, — раздался голос одного из моих тюремщиков. Сильные крепкие руки вцепились мне в предплечья, задавая направление и исключая отклонения от курса. Вот ведь здоровые лбы, синяки же останутся! Господи, ну что я несу? Какие синяки, меня же вешать ведут. Кстати, о «ведут». Есть такое понятие, последние шаги в своей жизни заключенный делает по «зеленой миле», своеобразный путь в никуда. Есть ли такое понятие в России, не знаю, да и цвета той самой мили я не видел. Перед глазами была грубая мешковина, в ноздри и глаза забивалась пыль, а в сердце стояла зима. Где-то сбоку послышалась возня, крики и сочный звук удара чем-то тяжелым во что-то мягкое, но конвоиры даже не сбавили шаг.

Ткань на голове сильно мешала восприятию всех ощущений, но даже сквозь нее я слышал ор толпы, жаждущей увидеть редкостное зрелище. Бандитов, убийц и насильников вешали почти каждую неделю, а вот шпиона, самого настоящего, наверное, впервые. Сколько там столпилось народа? Сотня, две, тысяча? Площадь, небось, забили под завязку и гроздьями свисают с крыш, будто не попавшие на стадион футбольные болельщики, забравшиеся на высотку и старающиеся разглядеть в бинокль игру своей команды. Пропал во мне шоумен, а ведь площади собираю. Не каждому дано.

Толчок в бок — и я лечу куда-то кубарем. Сориентироваться мешает мешок, выставить руки вперед, так, чтоб не удариться, стальные кандалы. Нет, кто-то подхватывает, зажимает рот. Черт знает что, умереть спокойно не дадут.

Яркий свет ударил в глаза, заставил поморщиться. Нет, это точно не тот свет. Вон и Зимин сидит, хмурый и злой. Ярош рядом, встал на колени и отмыкает кандалы, которые и поносить-то толком не удалось. А кто это спешно запирает дверь? Черт, Аморис! Зуб даю. Старина, как же я рад тебя видеть.

— Тихо! — Дирек прижал к губам палец, призывая всех собравшихся к тишине. — Вроде все нормально прошло.

— Еще бы не нормально. — Славик зло сплюнул на пол. — По-другому бы я всю эту контору штурмом взял. Человек десять бойцов организовали и устроили бы танец с саблями.

— Да тише вы! — Грецки наконец справился с кандалами и брезгливо отбросил их в дальний угол. Суровые браслеты звякнули пару раз звеньями старой ржавой цепи и затихли.

— Воды, — попросил я. Перед моими губами, будто из воздуха, материализовалась фляжка. Глотнул. Поперхнулся. Коньяк.

Откашлявшись наконец, я оперся о стену и с подозрением посмотрел на собравшуюся троицу.

— Господа, потрудитесь объяснить, что, в конце концов, происходит.

Первым взял слово барон.

— Извини, Дмитрий. Вышло так.

— Что значит вышло? — опешил я. — Меня к казни приговорили, вчера святоша приходил и брадобрей. Да я тут чуть с катушек не соскочил, а у них, видите ли, вышло!

— Если тебе станет легче, — Ярош выставил вперед квадратную челюсть, — можешь меня ударить. Стерплю.

— Буду я еще об тебя кулаки отбивать, — зло огрызнулся я. — Где вы раньше были, оглашенные?

— Не ори. — Зимин встал со стула и, подойдя ко мне, нагло экспроприировал коньяк. — Мы же тоже ни сном ни духом были, когда стража за тобой явилась. Сказать, что удивились, это слишком мягко. Я даже думал вынуть наш «Кипарис» да объяснить этим сапогам, кто тут прав.

— Прав «Смит и Вессон», — кивнул я. — Дальше.

— Что дальше. — Зимин замялся. — Не дали мне достать ствол. Гориллы нашего любимого босса на пол повалили и так продержали до того момента, пока тебя не увели. Прием, естественно, сорвался.

— А как вы здесь оказались?

Народ на площади взревел. Судья уже огласил приговор и из-под ног несчастного выбили табурет.

— А, это? Не обращайте внимания, господин негоциант. — Аморис наконец отлип от двери и сейчас сидел на корточках в углу. — Там заместо вас одного убийцу вешают. Застал жену с любовником и порубил их топором.

— Полун там, значит, вместо меня? — Я хмыкнул и взглянул на зарешеченное окно. Подходить ближе желания не было.