Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу

Раз уж вышло как вышло, то, по мнению Номбеко, Хольгер имел право услышать всю историю. И она рассказала ему и про военную базу Пелиндаба, и про секретный ядерный проект, и про шесть бомб, обернувшихся семью, и про инженера Вестхёйзена с его многолетним везением, «Клипдрифтом» и роковым невезением под занавес, и про двух агентов МОССАД, и про посылку с антилопьим мясом, отправленную в Стокгольм, и про другую посылку, значительно большего размера, адресованную в Иерусалим, – ту самую, которая ехала теперь в кузове. Не особо вдаваясь в подробности – однако примерную картину Хольгер себе составил.

Он понял все, кроме одного: как такое могло произойти? Номбеко и агентам всего-то и нужно было, что проследить за двумя посылками, маленькой и огромной, – что тут трудного?

Полной уверенности у Номбеко не было, но определенные догадки имелись. Дело в том, что за отправку почты из научно-исследовательского центра отвечали три сестренки-китаянки – милые, но несколько взбалмошные и недалекие. Для которых налепить две наклейки на две посылки одновременно могло оказаться непосильной задачей. И вышла промашка.

– Это мягко говоря, – сказал Хольгер, чувствуя, что холодеет.

Номбеко молчала.

Хольгер продолжал:

– Значит, ты и представители самой, по-видимому, успешной в мире разведки отдали наклейки с адресами трем взбалмошным и недалеким девчонкам?

– Получается, что так, – ответила Номбеко. – Если говорить напрямик – чего, с учетом ситуации, боюсь, не избежать.

– Но кто же поручает отправку почты людям, на которых нельзя положиться?

– И прием, – добавила Номбеко. – Это все инженер. Один из глупейших субъектов, каких я встречала. Читать он умел, но и только. Напомнил мне одного на редкость тупого секретаря Йоханнесбургского муниципального управления санитарии, с которым я имела дело еще подростком.

Хольгер ничего не ответил, потому что мозг у него переклинило. Всякий, кому случалось не по своей воле возить в кузове атомную бомбу, его поймет.

– Ну что, вернем бомбу израильтянам? – предложила Номбеко.

Тут Хольгер вышел из ступора.

– Ни за что! – заявил он.

У него свой жизненный опыт, хоть и совсем иного рода; его ведь, как уже известно мисс Номбеко, не существует. Тем не менее он любит свою страну. Поэтому о том, чтобы добровольно передать ядерное оружие израильской или иной спецслужбе на шведской земле, не может идти и речи.

– Ни за что! – повторил он. – А тебе нельзя оставаться в лагере беженцев. Израильтяне наверняка именно там и станут искать и тебя и бомбу.

Номбеко признала, что Хольгер прав. Но куда больше ее заинтриговало повторенное им заявление, что его не существует.

– Это долгая история, – пробормотал Хольгер.

Номбеко задумалась. В размышлениях о собственном будущем как свободной женщины она пришла пока лишь к одному: хорошо бы встретить кого-нибудь более или менее нормального, потому как прежде ей с этим категорически не везло. И вот он появился – с виду обычный швед. Добрый. Участливый. Начитанный. И заявляет, будто его не существует.

Она не успела додумать эту мысль, когда Хольгер сообщил:

– Я живу в Гнесте, в развалюхе под снос.

– Здорово, – сказала Номбеко.

– Как насчет того, чтобы перебраться туда же?

Номбеко решила, что ножницы в обществе Хольгера не понадобятся. Дом под снос в… как он сказал – Гнесте?

Ха, подумала она. Когда полжизни проживешь в трущобах, а другую половину – за двойным контуром, то дом под снос – это явный прогресс.

Но уверен ли мистер Хольгер, что ему так уж нужны беженка и атомная бомба? Плюс иностранная спецслужба у них на хвосте?

Хольгер ни в чем уверен не был. Но собеседница вызвала у него невольную симпатию. Такую, которая не позволяла отдать ее на растерзание МОССАД.

– Нет, – сказал он. – Не уверен. Но предложение остается в силе.

Номбеко тоже почувствовала симпатию к Хольгеру. Уж кому и симпатизировать, если не ему?

– А ты не сердишься на меня из-за этой атомной бомбы?

– Да ладно, ничего, – сказал Хольгер. – Бывает.

От израильского посольства Хольгер и Номбеко поехали по трассе Е4 через Эстермальм и далее на юг, через Норрмальм и Кунгсхольмен. За окном показался самый высокий небоскреб Швеции – восьмидесятипятиметровая башня редакции «Дагенс нюхетер». Хольгеру помимо воли рисовались картины того, что будет, если бомба взорвется. Наконец он не утерпел:

– Если все кончится плохо, то насколько? – спросил он.

– В каком смысле? – не поняла Номбеко.

– Ну, если я въеду в фонарный столб и бомба рванет… что именно тогда произойдет? Нам с тобой, надо думать, мало не покажется, а скажем, вон та высотка, она рухнет?

Номбеко подтвердила: да, Хольгер прав, взрыва они не выдержат. Высотка, впрочем, тоже. Бомба уничтожит почти все в радиусе… примерно… пятидесяти восьми километров.

– Почти все в радиусе пятидесяти восьми километров? – переспросил Хольгер.

– Да. Вернее, все вообще.

– В радиусе пятидесяти восьми километров? Весь Большой Стокгольм?

– Я не знаю размеров Большого Стокгольма, но, судя по названию, он должен быть большой. Далее, есть дополнительные факторы…

– Факторы?