Неидеальные. Откровения о любви (СИ)

— Ох, — выдохнула ошеломленно. Никогда не думала о Ярославе, как о мужчине. Нет, то, что у него бешеная энергетика и безумно сильный мужской магнетизм не заметит только женщина, лишенная всех чувств, включая шестое. Просто для себя никогда не рассматривала такого мужчину. А ведь он всего на пять лет старше Димы…

— Ярослав, я не могу… Я… Ты… Это невозможно… — произнесла шепотом. — Ты меня совсем не знаешь: никакое я не сокровище…

Если бы это было так, то не думала бы в одиночестве над абортом.

— Не удивлен, — мрачно констатировал и поставил на стул рюкзак, который я сначала не приметила. — Это твое, — расстегнул и бросил на стол две толстые пачки пятитысячных купюр.

— Ярос… — он не дал мне сказать, палец к губам приложил.

— Это не обсуждается, — шепнул и поцеловал меня в макушку, шумно вдохнув аромат волос. — Вот мой номер, — оставил черную визитку с именем и телефоном на обратной стороне. — В любое время звони. Особенно если передумаешь. Я буду ждать.

Ярослав ушел так же неожиданно, как явился. Я не успела возразить и вернуть рюкзак. Только стояла, ошарашенно рассматривая деньги. Много денег.

Вчера мне позвонили из банка, сказали, что на мое имя открыт счет, дали доступ к интернет-банкингу. Я не открывала конверт, переданный Небесным, не разбиралась с его прощальными подарками. Взяла-то только, чтобы отпустил, ушел, не заметил, что убивает меня каждым словом. Мне на телефон пришло сообщение о состоянии счета — там была огромная сумма. Для меня просто космическая. Десять миллионов и машина. Возможно, по его мерке это немного, но для меня внушительная щедрость. Я не думала, как распорядиться этими деньгами. Передо мной стоял вопрос посерьезнее…

Глава 24

Алена

Я даже в мыслях и снах к тебе не прикасаюсь

От безответной любви падением спасаюсь…

Я не знала точно, что нужно взять, но собрала небольшую спортивную сумку с набором пеленок, прокладок и личными вещами. Маме ничего не сказала — она и так смотрела на меня с беспокойством, поговорить пыталась, расспросить, но я молчала. Это только моя проблема и решить ее должна тоже я!

Из каждого утюга кричали, что мужчина должен знать. Это его право. Только именно женщина вынашивает, дарит жизнь и заботиться. Мать не уйдет и не бросит. Она не скажет, что устала, что рутина заела, а еще вечные крики, сопли, бессонные ночи. Потому что по-другому представляла семейную жизнь, брак, детей. Это только мужчинам позволено, а если еще и алименты вовремя платит, то практически идеал, такого оторвут с руками и ногами. Поэтому решать буду сама! Это моя ответственность. Только моя.

— Мичуринский проспект? — уточнил водитель такси.

— Да… то есть нет. Малый Харитоньевский 10. Можно ведь изменить маршрут?

Водитель посмотрел на меня в зеркало заднего вида и кивнул. Я не знала, зачем еду туда, что увидеть хочу. Одно в голове было: сегодня ОН женится.

Я попросила высадить меня за несколько домов от Грибоедовского загса. Шла ведомая странным чувством болезненного страдания. Голубое здание с колоннами у входа и вензелями на фасаде, рядом свадебные кортежи, нарядные гости, счастливые брачующиеся. Мне просто хотелось посмотреть и увидеть, как это. Поверить, что так бывает. У кого-то бывает. Не у меня.

К загсу как раз подъехал роскошный белый майбах, без пошлых лент и свадебных колец на крыше: дорого и шикарно. Сердце сжалось в горьком предчувствии…

Дверь распахнулась, и я увидела до боли знакомый силуэт. Черный смокинг, белоснежная рубашка и такая же розочка в нагрудном кармане. Лицо красивое, мужественное, абсолютно бесстрастное. Я не могла разглядеть ни радости, ни горя. Дима казался принцем из сказки, а рядом с ним была принцесса…

Дима подал руку и помог своей невесте. Шелковое платье цвета молочного шоколада, фата до щиколоток, изящный букет с синими цветами и серебристой лентой. Как ЕГО глаза.

Я сглотнула тугой комок и прижала к губам ладонь. Внутри все вибрировало и дрожало от сумасшедшего желания подойти и прижаться к его груди, почувствовать тепло рук, дыхание на своих губах. Нельзя, но я завидовала сейчас ей. Хотела быть на ее месте. Желала его любви…

Отовсюду слышались напутствия и смех, щелкала фотокамера. Я сделала шаг назад, но еще не отвернулась, заметив, как напряглась широкая спина — Дима резко обернулся и впечатал в меня пронзительный, полный темной синевы взгляд.

Я испуганно вскрикнула и бросилась за дом. Дима не должен был видеть меня. Нет, меня в принципе не должно было быть здесь! Моя выдержка и спокойствие лопнули, обнажая острое и болючее страдание. Я согнулась пополам и горько зарыдала, давая выход терзавшим душу эмоциям:

— А-аа! — кричала, давясь всхлипами. — А-аа! — слезы застилали окружающую действительность, но я все чувствовала: меня выжигала изнутри боль потери. Дима никогда не принадлежал мне, но это не значило, что не будет больно.

Я бросилась бежать: подальше отсюда, чтобы в ушах не стоял радостный смех, а душу не резал тяжелый взгляд. Уйти. Спастись. Забыть.