– Да, точно, я это же вижу! Киборги убиты кем-то до нас! Смело до окопов! – подтвердил другой боец, оказавшись рядом с товарищем.
Вскоре и остальные, мокрые от дождя, возбуждённые от перестрелки, – как выяснилось, бесполезной, – тяжело дыша после интенсивной пробежки, были уже во вражеских окопах и увидели своими глазами мёртвых киборгов, трупов которых, без брони и вооружения, здесь валялось с десяток. Руки их были стянуты за спиной нейлоновыми хомутами, убиты же они были в основной массе выстрелом в голову. Дождь перестал поливать, зато появились мухи. Эти надоедливые твари лезли в глаза, и стало понятно, откуда их тут так много: они слетелись на запах мертвечины.
В небе, полускрытая деревьями, показалась красавица-радуга – словно издёвка природы над теми уродством и мерзостью, на которые способен человек, а точнее, существо, считающее им себя.
– Квадрат двадцать четыре ноль восемь заняли. На месте живой силы не было, обнаружены трупы киборгов со связанными руками! – доложил командир руководству. – А кто вообще начал первым стрелять? – обратился он к группе.
– Это я! А вот и каска, которую я видел! – ответил «Философ», подбирая в окопе пробитую пулей каску, по которой он стрелял и которую автоматной очередью снесло вниз. – Вот же мрази, в глаза лезут! – чертыхнулся он, отмахиваясь от мух.
– Ладно, «Философ» – он-то, понятно, куда метился, а остальным что померещилось? – спросил командир. Со всех сторон посыпались ответы:
– Ну, я лишь ради поддержки, что тут скажешь!
– Все стреляли, и я стрелял!
– Понятно!
– Ну а я гранату кинул!
– Гранату – это правильно! Так и надо было! Кто знает, что тут нас поджидало?! – успокоил командир.
– Кто же киборгов грохнул?
– Свои! Видимо, отказывались воевать или ещё что, кто сейчас разберёт! – ответил командир.
– Да уж, чего только не увидишь! Мужики, будьте осторожнее: могут быть ловушки, растяжки всякие. Особенно холодных не трогаем: под ними могут быть мины или гранаты!
Миномётные прилёты стали усиливаться, артиллерия всё точнее била по окопам. Бойцы присаживались после каждого прилёта, взрывной волной сверху забрасывало землю, камешки, ветки.
– В укрытия, парни, разбежимся, наблюдать не забываем! – отдал команду командир.
Бойцы спрятались по блиндажам, внимательно осматриваясь, чтобы не нарваться на какую-нибудь растяжку, ловушку. Где-то недалеко послышалась перестрелка, звуки автоматных и пулемётных очередей то усиливались, то стихали на несколько минут. Миномёты продолжали работать, порой мины взрывались совсем рядом с окопами. Мир и Алекс скрылись в одном блиндаже. Мокрая одежда на них, подобно холодному компрессу, быстро остудила разгорячённые тела. Скрючившись, друзья сидели, чуть ли не стуча зубами: их бил озноб. Перед блиндажом валялся труп, усеянный мухами; крыса-упырь лакала кровь. Почувствовав рядом живых людей, она заметалась, скрывшись под мёртвым телом.
– Вот же грёбаная война! – не удержался Мир.
– Эта чёртова война, скажу я так! Всю душу вывернула, когда же ты закончишься уже! – поделился Алекс своим видением ситуации.
Находясь на войне больше полугода, оба изрядно подустали, вымотались морально, психологически, физически. Грезившийся Алексу романтический ореол доблестного героя, которому не мешают любовные похождения на освобождённых территориях, померк в первые же дни его пребывания на войне. Друзья присели в блиндаже и, невольно бросая взгляды на труп перед входом, повели диалог, продолжая вздрагивать всем телом от непрекращающегося озноба.
– И не говори. Когда эта грёбана закончится?
– И сразу наш Мир помчится к Надежде! Или нет, не так: вначале, конечно, к своей ба, а уж потом к Надежде. Да, Мир?
– Конечно, к бабушке, дай ей бог здоровья!
– Так и не рассказываешь мне про неё, Надежду свою, ничего, ещё друг называется! Я вот тебе про всех своих рассказывал и рассказываю!
– Да нечего там рассказывать! Давай лучше ты о своих: у тебя историй много, и болтать ты умеешь знатно!
– А давай! Помнишь, когда вы с отцом моим всю ночь в полиции провели, показания давали, из-за драки там всё было?!
– Помню, конечно!
– Всё этот было из-за девушки!
– Естественно! Другого я и не ожидал от этой истории!
– Да слушай ты! Нравилась там мне одна, а у неё парень был. Да и парень-то хороший, спортивный такой, видный – не то что я, дрыщ обыкновенный! Я тогда тусовался в компании, в которой ты никого не знал, только в полиции, наверное, и видел их! Да и откуда тебе знать о них, домоседу такому?!
– Это тот видный стал инвалидом потом?
– Да! Слушай ты уже, домосед, что дальше было! Нравилась она мне безумно, прям до чёртиков её хотел, ночами заснуть не мог, всё она грезилась! Любовь, как я тогда думал, подкралась незаметно, сжимая душу, сердце мне: всё время думал только о ней! Подло, как же подло потом я поступил…