Неиссякаемый камень

Вернувшись в дом номер 33 на Турецкой улице, он спросил своего библиотекаря, герра Гуго фон Слуцкого, — У нас есть — у нас действительно есть — копия Двенадцати Ключей Василия Валентина или нет?

— У нас есть. И у нас нет. — Высказав это, почти дельфийское, заявление, фон Слуцкий продолжил объяснять. — Наша книга отправилась к переплётчику. Как я указывал, она должна быть в списке на последний квартал. Сейчас она находится в прессе. Позволю себе заметить, что мы можем вытащить её из пресса. Но, вместо этого, я предложил бы вам проконсультироваться с копией в… копией в… — Он закатил глаза и на мгновение задумался. — Не императорская Библиотека, у них её нет. А та, что в Университете, неполная. — Его глаза снова опустились. — Имеется хорошая копия в коллекции Библиотеки Великой Ложи. Я дам вам записку Хранителю Редких Томов. — Он извлёк свою визитную карточку, аккуратно вывел на ней несколько слов и знак, и отдал её.

Эстерхази поблагодарил его и отбыл, размышляя — с некоторой иронией и изумлением — что было, по крайней мере одно место в этом великом городе, в котором доктор не представлял себе преград, куда он… даже он… со своим седьмым градусом и шестнадцатью четвертями, не смог бы пойти с твёрдой надеждой на успех без рекомендации одного из своих собственных сотрудников.

Визитки оказалось достаточно, чтобы его допустили в тихие комнаты наверху здания с пустым фасадом, отмеченным лишь тем же самым знаком. Никто не препятствовал ему в доступе к каталогу, состоявшему из полок с огромными сброшюрованными томами, прикованных цепями к своим местам. Он нашёл нужную запись, тщательно скопировал увиденное в один из заготовленных бланков, отнёс его к столу и там отдал его вместе со своей могущественной визиткой. Человек за столом взял бланк в одну руку, а очки — в другую и зачитал его вслух, словно ректор, присуждающий учёную степень.

— Том V, Завещание Василия Валентина, СИРЕЧЬ, Практический Трактат, содержащий XII Ключей и Приложение о Великом Камне Древних Мудрецов.

Послышались звуки отодвигаемого стула, прочищаемого горла и голоса, который спросил, — Это мастер Мумо? — и появился очень высокий, очень худой, очень благообразный человек, выйдя из соседнего кабинета.

— Нет, это не он, — ответил человек за столом

— Я обращаюсь к почтенному Хранителю Редких Томов? — спросил Эстерхази, вручая свою собственную визитную карточку помощнику, тут же передавшему её другому.

— Да-а, — протянул Хранитель, будто поражённый удивительной встречей с кем-то, пока ещё узнающим его в занимаемой должности. — Как поживаете. Я действительно принял вас за кое-кого другого. У нас не часто бывает много запросов на подобные книги. А-ха. О-хо. Да. Да. Я очень хорошо его

знаю. Он был Стражем в Ложе Трёх Корон. Моя Ложа, знаете ли. — Однако, последние замечания библиотекаря относились к Эстерхази, а не к мастеру Мумо, о котором Эстерхази желал разузнать побольше, но такая возможность пока не представилась. Хранитель был очень любезен, очень заботлив; он усадил Эстерхази за свой письменный стол, принёс ему стул, лучший (как он утверждал), чем тот, который там уже был, поправил напольную лампу, снабдил его почтовой бумагой и заточенными карандашами, выразил сожаление, что не допускаются чернила, что не допускается курение, предложил табакерку, принёс отпечатанный список последних запросов и, каким-то образом, прежде чем Эстерхази полностью осознал это, Хранитель, помощник за столом и помощник по этажу ретировались. Оставив его, если не в полном одиночестве, то, по крайней мере, наедине с Томом V Завещания Василия Валентина, и т. д., исключительно огромным томом, тут и там продырявленным аккуратными маленькими червоточинами на его до сих пор целых страницах. Он открывался мажорным и ободряющим замечанием, что сей труд не содержит ничего, противоречащего Святой Христианской Вере, а если бы и мог когда-то содержать что-то подобное, то это содержимое было вычищено и удалено, согласно Указу, выпущенному Тридентским Собором; дата публикации — 1647. Это было не первоиздание.