Неистовый

Пленение. Оно меня совсем не пугает. В нем есть нечто волнующее и заводящее. Не хочу сопротивляться. Должно быть, я идеальная жертва. Или просто чувствую, что Артём неспособен причинить мне вреда, хоть его глаза сейчас и демонически-черные. Желание коснуться его разгорается все жарче, но я только и могу, что умолять об этом взглядом.

─ Еще рано, ─ громко осаживает меня Артём. ─ Я жду полного подчинения. И если ты нарушишь установленные мною правила, я тебя накажу.

─ Накажешь? ─ переспрашиваю я, понимая, что на самом деле мне нравится слово «наказание», когда его произносит Артём. Звучит, как обещание чего-то очень волнующего и приятного.

─ Ага. Хочу, чтоб ты была послушной девочкой. И еще кое-что! В японском языке есть слово «мурасаки». Оно используется для обозначения фиолетового цвета, ─ замолкает, а потом добавляет с гордостью: ─ Это цвет война, самурая. Так что, если тебе будет очень уж больно или некомфортно, произнеси его, и я остановлюсь.

─ Я не хочу, чтоб ты останавливался, ─ почти выкрикиваю я, готовая на все и уверенная, что на каждом новом уровне будет только кайфовее.

─ Молодец. Но стоп-слово тебе все же может понадобиться, ─ говорит строго, и от звуков его голоса у меня начинают дрожать ноги. ─ Произнеси его.

─ Мурасаки, ─ повторяю нехотя, чувствуя жгучую ненависть ко всему фиолетовому.

─ Мне пришлось уговаривать тебя остаться. Ты спорила со мной и была невыносима. Явно заслужила наказание. Встань на четвереньки, ─ его голос поменялся и теперь заковывает в железо.

Его голос ведет меня за собой, и я послушно встаю на четвереньки. Сердце колотится, а подушечки пальцев стали мокрыми и холодными, будто их опустили в снег. Скребу ногтями уголок футона, с которого соскользнула простыня.

Артём затыкает мне за уши прядки волос, которые упали на лицо и лезут в глаза, а потом прикладывается теплыми, вибрирующими губами к моему лбу. Нежность его прикосновений никак не сочетается с тем, что я стою перед ним в позе послушной собаки. У меня внутри все сжимается, но не от страха, стыда или обиды. Низ живота словно колотят изнутри крошечными молоточками, и тягучая волна жара, разгоревшаяся из высекаемых искр, охватывает все мое существо. Вскидываю на него глаза, и мы сцепляемся взглядами.

Артём просвечивает меня рентгеном ─ только видит он не кости, а душу. Все ее слои. Снимает их по одному. Сначала верхний. Он мягкий, как трава, и делает меня послушной куколкой, которая готова по первому требованию встать на колени. Но там, под травой, которую легко помять и прижать, там, где никто не видит, настолько глубоко, что может достать только он, лежит каменное дно. И именно на холодном камне, словно на алтаре, ярким пламенем расцветает бешеное желание отдаться ему полностью ─ позволить все и самой же этим насладиться. Там живет маленькая девочка Лера, волосы которой заплетены в косички, и она отчаянно хочет, чтобы пришел он, властный и сильный, и заставил трепетать от страха и желания.

Наконец, прекратив пытку взглядом, он заходит за бумажную ширму и возвращается с ошейником в руке. У нашей овчарки было нечто такое ─ родители запрещали мне выводить собаку на прогулку без него. Черный, широкий ─ такой скроет почти всю шею! ─ с массивным металлическим кольцом в центре.

Артём присаживается на корточки рядом со мной и проводит кончиками пальцев по моей щеке, а потом сразу отдергивает руку, прочертив между нами незримую черту. Он просто смотрит и молчит, и я чувствую, как невидимая рука вырезает мое сердце длинным, тонким лезвием ─ так сильно он отдалился за каких-то пять минут.

Задыхаюсь. Делаю отчаянно глубокий вдох, но его жесткий взгляд душит так, как неспособен ошейник, который позвякивает застежками, покачиваемый на пальцах. Я беспомощна. Не потому, что стою в коленно-локтевой позе, а оттого, что он владеет мной полностью ─ сердцем, разумом…По щеке кипятком скользит слезинка. Артём ловит ее подушечкой пальца и слизывает кончиком языка.

─ Лера, что ты чувствуешь? ─ выдыхает он хриплым шепотом. ─ Тебе страшно?

─ Да, ─ киваю я, не сводя с него глаз. Какой же он красивый в своей суровой каменности. И какой недоступный.

─ Меня боишься? Или этого? ─ взглядом показывает на ошейник, зажатый в пальцах. Он сжимает его так сильно, что костяшки стали почти белыми.

─ Боюсь тебя потерять.

─ Тут все зависит от тебя, ─ шепчет в мои приоткрытые, сухие, как бумага, губы. ─ Ты должна решить сейчас. Этот ошейник ─ символ твоей верности и преданности. Пока он на тебе, ты не имеешь права мне перечить. Ты подчиняешься беспрекословно. Но я понимаю, что стать Сабой может не каждая. И если для тебя ─ это насилие, ты можешь уйти, но и наши отношения оборвутся. Мне нравится секс с тобой, но я не ванильный романтик, и мне мало обычных соитий.

─ Надень его на меня, ─ умоляю я, чувствуя, как тело вибрирует от одних только мыслей о том, как его пальцы затягивают ремешки на моей шее.

Дело не в том, что я хочу стать для Артёма ручным зверьком, просто я чувствую, что только так стану его. А он станет моим, хоть и будет повелевать.