Неистребимый. Трилогия

– Проблема под названием «Альтарес» не так проста, как хотелось бы. – Маг говорил негромко, но убедительно. – Этот человек относится, что называется, к категории разумных трусов – не лезет на рожон там, где чувствует, что сил его недостаточно, но и не упускает случая эти силы применить. Особенно в своем макоре. Большой ошибкой было бы считать его глупцом, но его ум ограничен фанатизмом, нетерпимостью ко всем, кто мыслит отличными от его представлении категориями. Таких он предпочитает уничтожать – благо власть и политика макора Кордос, исповедующая истинность Пассивной веры, позволяет подобные действия осуществлять на законных основаниях. То есть – безнаказанно. Любимым занятием Альтареса является сжигание еретиков на кострах в воспитательных целях при массовом стечении народа. Да, он верит в Светоча, но по‑своему. Не знаю, откуда эта мысль засела у него в голове, но он считает, что только он один может определить истинность кандидата для Круга Причастия.

– Исчерпывающая характеристика. – Никсард, казалось, был удивлен подобной речью. – И часто ему удается… определить истинного кандидата?

– Пока – ни разу.

– Спасибо за информацию, но это ничего не меняет.

– Пусть так. Пусть Альтарес тебя не волнует. Но остается еще Драхуб. Его мерзкая ловушка едва не погубила тебя…

– Эта ловушка нелепа, смехотворна и примитивна, маг, – с едкой горечью заявил Никсард. – Проблема в том, что до той деревушки твой мир так усердно делал из меня отбивную, что я в конце концов перестал понимать, откуда в следующий раз опустится молоток, чтобы еще больше размягчить мне мозги.

– Делал? – проницательно отметил Наместник.

– Именно. – В голосе засферника явственно проступил надменный холод. – Мой организм наконец адаптировался к вашему Закону Равновесия, адаптировался достаточно, чтобы просто его игнорировать. И теперь никто и ничто не сможет меня остановить или помешать мне.

Сотница сплюнула в траву, криво усмехнулась:

– Ты уже забыл, что обязан жизнью моей сестре. В тебе нет даже элементарной порядочности, хальд.

Тай даже приподнялась на локте от изумления. А это‑то тут при чем?

– Онни! Что ты себе позволяешь? Как…

Никсард поднял руку, останавливая ее. Тай умолкла, чувствуя себя исключительно неловко от подобной бестактности сестренки. Впрочем, она всегда этим славилась. Онни нужно было родиться мужчиной.

– Я благодарен Тай, – проникновенно сказал Никсард и, приложив руку к сердцу, коротко поклонился в ее сторону: – И я ее должник. Но какое к этому отношение имеет хоть кто‑нибудь из вас, кроме нее самой?

«Вот именно», – молча согласилась Тай и, к своему глубочайшему изумлению, почувствовала, как горячо зарделись щеки. От смущения. Вот это да… Давненько с ней подобного не случалось.

Гилсвери скупым движением покачал головой:

– Куда подевалась твоя учтивость, чужеземец, которую ты продемонстрировал в Сияющем?

– Я растерял ее по дороге, маг. К тебе – в особенности. Ты не сообщил мне ни об особенностях ночных дорог в вашем мире, ни о Законе Равновесия…

– Тебе не следовало той ночью покидать Жарл без нас, – отрезала Онни.

– Я не люблю, когда мне диктуют условия. Терпеть не могу ограничения своей свободы.

– Вот и нарвался!

– Эй, подруга, да ты что так раскипятилась? – Лекс с примиряющей улыбкой попытался обнять сотницу за плечи, но, получив локтем в живот, с обиженной миной отодвинулся подальше. Казалось, даже его «хвост» уныло поник от такого несправедливого обращения.

– Еще раз так сделаешь, – предупредила Онни, – и очень сильно пожалеешь. Очень. Сильно.

После этого заявления на миг наступила гробовая тишина.

Гилсвери сохранил непроницаемое выражение лица. Никсард едва заметно улыбнулся, Квин хихикнул и тут же поперхнулся, когда тетка бросила свирепый взгляд в его сторону. Он давно уже стряхнул дрему и с увлечением прислушивался к спору старших. Трудно было не заметить, что с наибольшим удовольствием сынуля заглядывал в рот магу, ловя каждое его слово, и это было естественно. Тай помнила, какой у сына был шок, когда до него дошло, кто такой этот маг, прикрывающийся именем Стилен. Ей тогда даже пришлось сделать замечание, чтобы заставить его подобрать отвисшую челюсть, а то больно уж некрасиво выглядело.

В душу Тай вкрались первые подозрения. У Онни что, неразделенная любовь к Никсарду? Да, что‑то не похоже на сестричку, избытком чувств она никогда не страдала… Или из‑за своего родственника, Пузатого Бочонка, так завелась? Но Эл ведь не виноват… Тут ее взгляд упал на сына.

– Квин, сынуля, не хочешь чего‑нибудь кисленького?

– Зачем это? – Квин от удивления открыл рот.

– Больно уж у тебя физиономия восторженная. Дорвался, надо думать, до бесплатных приключений. – Тай подавила вздох. Потому что и сама ощущала определенный эмоциональный подъем от всех этих событий, и не ей сейчас следовало осаживать сына, да больше было некому. – Только еще неизвестно, что нас ждет впереди.

– Не ной, сестричка. Тебе что, снова мужского внимания не хватает?

– Онни, в чем дело? – Улыбка Тай увяла. – Что ты и вправду так завелась?