Неизбежная могила (ЛП)

В этот, по мнению Робин, весьма неподходящий момент, к их столику подошел официант и предложил пообедать.

— Да, очень хорошая идея, — хрипло произнес сэр Колин. — Давайте поедим.

К тому времени, когда принесли меню и блюда были заказаны, к сэру Колину вернулось самообладание. Как только официант отошел за пределы слышимости, он сказал:

— Конечно, Джеймс в какой-то степени прав. Уилл обладает потрясающим интеллектом, и в спорах он настоящий дьявол. Я просто пытаюсь объяснить, что у Уилла тревожная наивность сочетается с очень развитым умом. У него исключительно благие намерения, он действительно хочет сделать мир лучше, но он также любит определенность и правила, которых нужно придерживаться. До того, как он нашел пророков ВГЦ, это был социализм, а до этого он был большим занудой среди скаутов-волчат¹³

— утомительным для командиров, потому что он не любил подвижные игры, но не менее надоедливым для нас со своими бесконечными добрыми делами и желанием обсудить: можно ли считать поступок хорошим, если его попросили совершить, или он должен самостоятельно придумать некое действие, приносящее добро и соответствующее требованиям скаутов.

— Но настоящая проблема Уилла, — продолжил сэр Колин, — в том, что он не видит зла. Для него оно умозрительно, безликая мировая сила, подлежащая уничтожению. Он совершенно не замечает зло, когда оно находится вблизи.

— И вы думаете, что ВГЦ — это зло?

— О да, мистер Страйк, — тихо сказал сэр Колин. — Да, боюсь, я так думаю.

— Вы пробовали навестить его? Договориться об еще одной встрече?

— Да, но он отказался. На ферму Чапмена допускаются только члены церкви, и когда мы с Эдом попытались посетить службу в храме на Руперт-корт, чтобы поговорить с Уиллом, нам запретили войти. Это помещение официально зарегистрированной религиозной организации, так что у них есть законное право не пускать посетителей. Из того факта, что нас не пустили внутрь, мы сделали вывод, что у церкви есть фотографии членов семьи Уилла, и сотрудникам церкви дали инструкции не пускать нас.

— Как я уже рассказал вам по телефону, именно так детективное агентство Паттерсона все испортило. Они послали в храм того же человека, который следил за фермой Чапмена. На ферме Чапмена по всему периметру установлены камеры, так что церковные власти уже знали, как выглядел этот человек, и когда тот пришел на Руперт-корт, они сказали ему, что знают, кто он такой и на кого работает, и что Уилл был в курсе, что я поручил частным детективам следить за ним. В этот момент я расторг свой контракт с Паттерсоном. Они не только не нашли никакой информации, которая помогла бы мне вытащить Уилла, но и усилили агрессивную позицию церкви против нашей семьи.

— Значит, Уилл все еще находится на ферме Чапмена, верно?

— Насколько нам известно, да. Иногда он собирает деньги в Норидже и Лондоне. Иногда он остается на ночь в храме на Руперт-корт, но остальное время он проводит на ферме. Кевин сказал мне, что новообращенные, которым не удается достичь успехов на семинарах и молитвенных собраниях, обычно остаются в идеологических центрах — или «духовных ретритах», как их называет церковь. Очевидно, на ферме Чапмена надо много и тяжело трудиться.

— Как вы познакомились с этим... — Страйк сверился со своими записями, — Кевином Пёрбрайтом?

— Я связался с ним через его блог о ВГЦ, — объяснил сэр Колин.

— Согласится ли он поговорить с нами?

— Уверен, согласился бы, — тихо ответил сэр Колин, — но он мертв. Его застрелили в августе прошлого года.

— Застрелили? — одновременно переспросили Страйк и Робин.

— Да. Одна пуля в голову. Прямо у него дома, в квартире в Каннинг-Тауне. Это не было самоубийством, — сказал сэр Колин, предвосхищая вопрос Страйка. — На месте происшествия не было найдено оружия. Паттерсон поговорил с представителем полиции: они полагают, что это было убийство, связанное с наркотиками. Очевидно, Кевин приторговывал.

— Вы знали об этом?

— Нет, я бы и не мог знать об этом... Полагаю, бедняга хотел произвести на меня впечатление, — печально сказал сэр Колин. — Хотел казаться более уравновешенным, чем был на самом деле. У него больше никого не было, потому что остальные члены его семьи все еще состоят в ВГЦ. Я никогда не посещал его квартиру, и только ближе к концу он признался, как тяжело это далось ему — написать обо всем, что с ним случилось, пытаться собрать воедино свои воспоминания для книги о ВГЦ. Я должен был это понять. И мне надо было сделать так, чтобы он обратился к кому-нибудь за психологической помощью. Следовало помнить, что он был травмированным человеком, а не относиться к нему как средству, которое можно использовать против этой церкви.