ОЛЕГ СМИРНОВ

НЕИЗБЕЖНОСТЬ

РОМАН

1

Жарища — градусов сорок. Это если в тени, разумеется. Но поскольку нет и намека на тень — ни деревца, ни кустика, необозримая степь-голыш, чуть прикрытая ковылем, — то термометр, думаю, показывает все шестьдесят. Старшина Колбаковский утешает:

— В июле еще жарчей.

Старожилу монгольских степей как не поверить? Заманчивая перспектива роста. Будем расти. По Цельсию. А если обойтись без Цельсия, то видишь: мои солдатики упрели донельзя, лица красные, распаренные, мокрые, трудовой пот стекает ручейками, носами хлопают, как насморочные. Ах, ограничилось бы пролитием пота, хоть в сто раз больше готовы пролить, но ведь потребуется и кровушка, война ведь будет. А воевать сподручней посуху, по теплу, летом. Чем не время для войны? Самое распрекрасное время. Да, солдаты упрели, однако настроение бодрое, а у Колбаковского даже приподнятое: старшина словоохотлив, благожелателен и улыбчив. Утеревши лоб рукавом гимнастерки, ефрейтор Свиридов говорит:

— Товарищ старшина, душа ликует, что возвернулись в родные места?

Колбаковский отвечает с улыбкой и вместе с тем построжав:

— Ликует. Хотя родина моя, к твоему сведению, Ставропольский край, станция Прохладная...

— Прохладная? Вот бы туда из данного пекла!

— А с монгольскими краями, Свиридов, я тоже, считай, породнился, сколь оттрубил тут... Да и ты породниться!

— Трубить придется?

— Не обязательно. Хватит того, что пройдешь по стране своими ножками, увидишь ее своими глазками.

— Ежели к тому же Егорша и с какой монголочкой обзнакомится... — Это мой верный ординарец Миша Драчев.

— У тебя одно на уме, — отмахивается от него Свиридов.

— А что? Плохо, что я завсегда про то думаю? Ха-ха!

Между станцией Баян-Тумэнь и городком при ней мы сразу увидели своего рода кладбище списанных танков. В квадрате полтора километра на полтора поржавелые стальные коробки, оружие снято, гусеницы сняты. Старшина Колбаковский объяснил: эти танки подбиты на Халхин-Голе, в тридцать девятом, когда советско-монгольские войска давали отпор японским захватчикам. БТ-7, БТ-5, танк-амфибия, смахивающий по форме на пресс-папье, таких танков в нашей армии почти нет. За шесть минувших лет у нас появились новые, мощные, сверхсовременные танки: — ого-го! Чего стоят, скажем, Т-34 или ИС — великолепные грозные машины. Я думаю: «Видно, жестокие бои были на Халхин-Голе. Но с той поры как далеко шагнула наша военная техника!» Та самая, от которой гудит нынче монгольская степь, пропахшая не только полынью, но и порохом...

От Баян-Тумэни, куда прибыли в полдень, мы шагаем уже часа полтора; станция и городок — смесь деревянных домов и войлочных юрт — остались позади, в знойном мареве; оно встает и впереди, переливается над всхолмленной степью, над тем, что творится в ней. Бог ты мой, что там творится! На своем веку я перевидал скопления людей и техники — особенно накануне крупных наступлений, — но такого, клянусь, не видел! К Баян-Тумэни — от Борзи сюда вела уже однопутка — подходили эшелон за эшелоном, войска быстренько выгружались, строились и уходили в знойную, с блеклой травой и небом степь, как бы всасываемые ею. Но эшелонов было столько, что, как рассказал мне Федя Трушин, всеведущий замполит батальонный, железная дорога на участках Карымская — Борзя и Борзя — Баян-Тумэнь не справлялась, и потому командование решило моторизованные части и артиллерию на механической тяге выгружать на участке Чита— Карымская и направлять их своим ходом по грунтовкам. Это значит пятьсот — шестьсот километров до района сборов топай железными ножками. А нас, пехоту́, поскольку ножки наши обыкновенные, человеческие, довезли аж до Баян-Тумэни. Благодарим за чуткое отношение. И сейчас мы топаем к дивизионному району сбора за Баян-Тумэнью, за рекой Керулен (Федя Трушин сказал: голубой Керулен, и это прозвучало как голубой Дунай, но мне, не видавшему Дуная, но видавшему Дон и Волгу, Керулен не показался могучим; впрочем, для этой засушливой, маловодной части Монголии и Керулен и Халхин-Гол — реки что надо). Я иду во главе роты и посматриваю по сторонам. О, черт возьми, ну и нагнали нашего брата! Пехотные колонны, танковые, артиллерийские, автомобильные, кавалерийские движутся в степи по едва-едва накатанным дорогам и чаще без дорог — по солончакам, по ковылю и полыни, по низкорослой, стелющейся к земле колючке — в неоглядной степи, ограниченной по горизонту сопками, стало вроде бы тесно.