– Привет Михалыч! – поприветствовал его Дмитрий, вижу у тебя как всегда все в порядке, чисто и уютно…
– А это ты балабол? – сварливо пробурчал пенсионер, подняв на лоб очки в толстой роговой оправе, – опять Сергея Аркадьевича спаивать будешь?
– Его споишь, – усмехнулся Гордеев, – а отдыхать тоже нужно. Тут у вас одни волки кругом бродят. Так и самому завыть от тоски не долго. А тебе я вот, свежую прессу привез. – Дмитрий вытащил пачку газет и журналов. Там и кроссворды имеются. И к чаю, печенье, твое любимое.
– А за это спасибо, – потеплел к гостю сторож.
Он сел на стул, развернул одну из газет, углубившись в чтение.
– А начальство- то твое где? – поинтересовался Гордеев.
– Там, – махнул рукой Михалыч, – в своей каморке, где же ему еще быть…
Дмитрий ухмыльнулся, застегнул молнию на сумке, направившись в указанном направлении.
На метеостанции имелось три комнаты. Две жилых и одна рабочая, где стояли приборы. Была еще, так называемая каморка. Там заведующий и организовал для себя, что-то вроде личного кабинета.
– Привет Серега!
Гордеев толкнул плечом дверь, ввалившись в небольшое помещение.
Отопление станции было печное. Огромное несуразное сооружение, сложенное из кирпича и обмазанное белой глиной, выходило боками во все помещения. Снаружи гулял ветер и легкая поземка. А в доме было тепло и хорошо. Электричеством обеспечивал генератор, работающий на соляре. Его энергии хватало и на освещение, и на работу рации, радиоприемника и телевизора. Копышев, с пышущей жаром кастрюлей в руках, обернулся на шум. Его лицо расплылось в улыбке.
– Привет, бродяга! – он поставил кастрюлю на стол, вытер руки о меховую жилетку. Только после этого обнял друга. – Какими судьбами?
– Да вот соскучился, – Дмитрий, расстегнул куртку, сбросив на пол сумку.
– Ой ли, – покачал головой Копышев, – когда, ты просто так заявлялся? Всегда, что-то нужно было…
– Не без этого, конечно, – рассмеялся Дмитрий, – но об этом после, – он стал не торопясь доставать из сумки жестяные банки консервов, сыр, пару палок колбасы. Завершил Гордеев композицию бутылкой коньяка, емкостью 0,7 литра с изображением гордого профиля французского императора, облаченного в военный френч и излюбленною треуголку.
– Вот это натюрморт? – восхищенно всплеснул руками заведующий метеостанцией, – Крабы! Икра! Гусиная печень! Шпроты! Шоколадные конфеты! – стал перебирать банки и коробки Копышев, читая яркие наклейки. – А это, – он осторожно поднял бутылку, держа ее пальцами за дно и верх горлышка, – "Наполеон"! Да такую бутылку и открывать жалко!
– Не беспокойся, я привез две! – Дмитрий поставил на стол еще один коньяк.
– Не обижайся, Димон, – ехидно глянул на друга Сергей, – можно мы твои подарки сегодня есть не будем?
– Это еще почему? – не понял Гордеев.
– Дело в том, что после завтра у нашей "грымзы", – зашептал Копышев, косясь на дверь, – день рождения. Можно я твои разносолы на ее праздник выставлю. Ей будет приятно. А нам послабление, какое ни какое. А?
– Боишься?! – расхохотался Гордеев, – значит уважаешь! Так и быть откупись от нее. А где она сама-то?
– Да поехала на большую землю, – с облегчением выдохнул заведующий, – хочет с внуками повидаться. Да и к празднику, что прикупить. У нас-то, сам знаешь… Хоть шаром покати. Кругом лишь чайки, да волки. Того и гляди, сам завоешь от тоски!
– Ну, тогда убирай все в холодильник, – махнул рукой Дмитрий.
– Это верно, – принялся сгребать Сергей в охапку продукты, – колбасу нужно первой убрать. А то коты наши непременно ее сожрут! Мне даже иногда кажется, что эти проглоты, способны когтями вскрыть консервы…
Пока Копышев суетился, унося продукты в холодильник, Гордеев включил старенький телевизор. Пощелкал переключателем. Антенна принимала всего две программы. Остановив свой выбор на первом канале, где как раз начиналась передача "Клуб кино-путешественников", Дмитрий развалился на диване, напортив экрана.
– Чем угощать будишь, хозяин? – поинтересовался он, когда Сергей, наконец, вернулся в каморку.
– Не извольте беспокоиться, – шутливо раскланялся Копышев, – это мы завсегда готовы услужить…
Он застелил стол старыми газетами. Поставил посередине кастрюлю, в которой оказалась вареная картошка. Вскрыл ножом замасленную банку тушенки. Высыпал ее содержимое в кастрюлю, перемешал. Комната наполнилась давно забытым ароматом. У Гордеева даже слюнки потекли. А Сергей продолжал суетиться. Следом появилась открытая банка с балтийской килькой, открытая банка маринованных огурцов, нарезанный черный хлеб, тарелка с нарезанным кружками луком и мелко порубленным укропом. Выставив две глубоких тарелки и положив возле них вилки, начальник метеостанции убежал, но скоро вернулся, держа в руках запотевшую бутылку "Столичной"
– Али оп! – помпезно воскликнул он, устанавливая водку посередине стола.
– Водка! – даже обрадовался Дмитрий. Он потрогал бутылку рукой, – ух, ты! Холодненькая! Ну, спасибо друг! Давненько я такого не видал! Как в общаге!
– Тогда садись к столу, гость дорогой! – потер ладони Копышев.