Неизвестная война. В небе Северной Кореи

…Силюсь расстегнуть замок парашютных ремней подвески. Пальцы правой руки не сгибаются. Замерзли во время спуска, хотя и были в легкой кожаной перчатке. «Можно обломать их», — подумал я, и стал действовать осторожнее. Наконец, с большим трудом открыл замок ремней. Пытаюсь громко крикнуть «тундже», «томи», что в переводе «товарищи», получается не крик, а надрывный шепот. Слышу, со стороны головы лает собака. Потом подбегает ко мне человек в синих бриджах и в такой же синей рубашке — по виду кореец. Ощупал мои карманы. Увидел приколотый над карманом тужурки у меня значок-флажок и крикнул что-то вдаль, взмахнул рукой. Ко мне подбежало много людей. Стали поднимать меня на руки. От левой руки я их отстранил, так как от их усердия перебитая кость плеча вылезала наружу. Я встал, и мы пошли к селению. Шел я сам, опираясь здоровой рукой на подбежавшего первым корейца. Недалеко в стороне вижу, смотрит на меня большая группа людей, и мне сразу стало не по себе, было как-то неприятно показываться перед ними в таком искалеченном виде. Комок в горле и какое-то тошнотворное чувство, сопровождавшее меня все это время после ранения, почему-то усилилось. Я чувствовал себя очень плохо. Вскоре мы пришли в фанзу. Я сел у дверей на пол и «попросил», объясняясь пальцами правой руки; разрезать рукав куртки и рубашку моего обмундирования. Появились откуда-то большие и в меру ржавые ножницы. Рукав и рубашка были вспороты, и тут я увидел свою руку во всей красе уродства. Зрелище было пренеприятное. Это был кусок изуродованного мяса с разбитыми, как говорят, сахарными косточками костей суставов. Сильная печаль овладела мной. Вряд ли будет опять всё это, безжизненно висящее, называться рукой. Я показал корейцам, что необходимо руку перетянуть жгутами и остановить кровь. Кровь, немного замерзшая в ранах, пока я спускался на парашюте, вновь начала сильно течь. Они разорвали на ленточки мой шелковый шарф, которым я обматывал шею, чтобы её не натирали ларингофоны шлемофона в полете при вращении головой для осмотрительности, и сделали перетяжку плеча руки выше ранения. Моё общее состояние было препаршивое, я даже забыл, что у меня есть перевязочные пакеты в карманах, которые можно было использовать для этих целей. Лежал я на циновках, постланных на полу. Под голову мне положили подушку, набитую зернами чумизы. Лежу и чувствую, что подо мной всё время увеличивается лужа крови, которая струится по спине. Оказалось, что выше по плечу кровоточили ранения от осколков. Пришлось наложить второй жгут выше первого. Меня знобило, хотя я и был укрыт ватным одеялом поверх моей окровавленной куртки. Правую обмороженную руку мне растирал пожилой кореец, а правую ногу, с которой слетел унт во время раскрытия парашюта, оттирал корейский мальчуган лет семи. Растирал он мою ногу очень усердно, даже вспотел, и два раза укрывал её, думая, что достиг, цели, но я её не чувствовал и вновь высовывал из-под одеяла, пытаясь улыбнуться ему. Он мое желание понимал и опять продолжал растирать ее моим шерстяным носком. Наконец, я почувствовал, что тепло пошло по ступне. Кивком головы поблагодарил малыша, он, радостный, вскочил и умчался играть со своими сверстниками. Этот эпизод солидарности всегда стоит перед моими глазами, и мне хочется о нем рассказывать.

Часа через два ко мне пришли два военных корейца с врачом, который сделал мне уколы против столбняка. Я лежу с закрытыми глазами на своем ложе и вдруг слышу, шуршит упаковка перевязочных пакетов, и я вспомнил, что в карманах моих меховых брюк, которые одел в этот день, было рассовано их штук пять. Объясняя на пальцах, я попросил врача перевязать мне руку и повесить её на перевязь через шею, чтобы было можно хоть немного ею управлять. Как мне показалось, они меня не поняли, не поняли правильно мои жесты. Лица их были настороженно удивлены. Видимо, думали, что прошу их повесить себя. Пришлось быстрей повторить объяснение, а то ещё приведут в исполнение мою неправильно понятую просьбу. Я опять повторил, более подробно, всю процедуру жестами, как и что надо делать. И тут наконец они поняли меня правильно. Заулыбались и бросились охотно за дело. Обмотали целый бинт вокруг кисти, который сразу же пропитался кровью и набух. Второй бинт использовали на подвязку руки к шее. Теперь я двигать туловищем вместе с изуродованной рукой…

…Через некоторое время подъехала попутная машина, и мне предложили в неё перебраться, а для этого надо было встать. Встать я не смог. Голова сильно кружилась. Тогда корейцы быстро смастерили носилки и положили меня в кузов. Я попросил, чтобы со мной положили парашют, который представлял некоторую техническую секретность и ценность, и опять на пальцах, так как прочесть переговорник, который нам выдали на такой случай, я не смог, не смог составить правильно слова по слогам из-за слабости. После некоторого замешательства они мою просьбу выполнили. Видимо, им не хотелось отдавать шелковые ленты купола парашюта, из которых можно было сделать много различных поделок.