Неизвестность

12.9.1940

(открытка)

Катя, некоторое время ты не будешь получать от меня писем. Я не знаю сколько.

Крепко обнимаю, целую.

Больше ничего написать не успеваю.

Не забывай меня, а я тебя помню каждый день. Смотрю на твою фотографию.

Крепко обнимаю и целую, моя Катюшка!

Твой навсегда брат В. Смирнов.

24.3.1941[39]

Здравствуй, Павел, мой дорогой товарищ!

Как видишь, я вернулся к своему дневнику.

Кажется, немного времени прошло, но до чего же смешно читать то, что я писал школьником! Правда, многое изменилось в жизни страны и в моей жизни. Время движется все быстрей, за месяц происходит всего столько, сколько в каком-нибудь XIX веке случалось за год.

Я опять живу в Энгельсе, продолжаю службу в новом качестве[40]. Может быть, это не совсем то, что я предполагал, то есть участие в боевых операциях, но это еще не исключено, а пока я не имею права чураться никакой работы.

Предыдущий период жизни показал мне, что во многих людях есть двойное дно, которое не сразу удается увидеть. Тысячу раз прав товарищ Сталин: Чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обреченных. В тыл советского государства буржуазные государства должны посылать вдвое, втрое больше шпионов, вредителей, диверсантов, убийц. Вредительская и диверсионная шпионажная работа агентов иностранных государств задела в той или иной степени все или почти все наши организации как хозяйственные, так и административные

[41].

Это и есть теперь мое руководство к действию.

И неправда, что советская власть действует не глядя, исходя только из происхождения человека или, тем более, из национальности. Я наполовину немец, мой отец осужден, но мне доверили очень ответственную работу, выдвинули кандидатом в ВКП(б). И я этим горжусь. И если даже бывают отдельные ошибки (не исключаю, что так произошло с моим отцом), то при таком масштабе и объеме работы они практически неизбежны.

8.4.1941

Зверски устаю, товарищ Павел, работаю и днем и ночью. Но иначе нельзя.

Вчера имел беседу со священником-пастором из дальнего немецкого села. Он притворялся, что почти совсем не знает русского языка. И ничем не интересуется, кроме своей религии. Я предоставил ему записи его проповедей на немецком. И спросил:

«Может, вы этого не говорили?»

Он прочитал и сказал, что говорил, но не так.

«Как – не так? Молиться за невинно убитых, за несчастных, покинувших свой дом не по своей воле, вы так говорили?»

«Примерно так».

«И что вы имели в виду?»

Он начал бормотать, что невинно убитые – от рук разбойников. В разное время.

На этом я его подловил:

«Какие разбойники, в какое разное время? Давайте по фактам: из вашего села было схвачено и уличено в антисоветской пропаганде и деятельности, а потом расстреляно четыре человека. Кто это сделал? Это сделано именем Советской власти. Значит, вы считаете, что Советская власть – разбойники?»

Он понял, что проболтался, начал оправдываться, но я его тут же добил:

«А покинувшие свой дом, как я понимаю, это сосланные кулаки и контрреволюционеры? Вы их называете несчастными?»

Он понял, что вилять бесполезно, и заявил:

«Да, они несчастные, потому что им не дали возможности оправдаться и исправиться! Наказание должно соответствовать деянию».

А потом понес уже откровенно антисоветскую ахинею, я едва успевал записывать.

И полностью во всем сознался.

Это уже третий признавшийся за неделю. Даже новый наш нарком ВНС[42] заглянул ко мне в кабинет и лично поблагодарил.

У нас бывают и другие методы. Мне не нравится, как работает Ю.Ш.[43] Он с самого начала кричит, а потом применяет физическое воздействие, в том числе опасное для здоровья. Я считаю, что во всем должна соблюдаться законность: если мы преследуем людей за нарушение советских законов, то первые должны соблюдать их во всем. Одно дело работа агентурного характера, там бывают всякие ситуации, в том числе когда невозможно обойтись без физического воздействия и даже уничтожения вероятного врага, другое – когда ты официальное лицо, в официальной обстановке.

Надо поднять этот вопрос на совещании у ВНС.

10.4.