Неизвестный человек

- Извините, Альберт Анисимович, нам пора, - сказал Усанков. - У нас правительственная комиссия. Горячка.

- Разумеется. Какой может быть разговор.

- Вы мне позвоните, - сказал Ильин.

Альберт Анисимович поправил очки, слабо покачал головой.

- Вряд ли. Времени у меня не осталось.

- Как же так? - забеспокоился Ильин. - Мы с вами должны еще выяснить. У меня ведь прямых доказательств нет.

- Вы уж меня простите, - Альберт Анисимович подошел к Ильину, заговорил с ним тихо, почти шепотом и, поклонившись Усанкову, удалился в приоткрытую дверь собора.

- Надо мне дождаться его, - сказал Ильин.

Усанков посмотрел на часы.

- Невозможно.

- Это для меня очень важно.

- Что еще случилось?

- Мне надо узнать про свою мать, про себя.

- Шеф уже в гостинице, он рвет и мечет. Нам торопиться надо, пока он...

- ...от этого многое зависит, - продолжал, не слушая его, Ильин. - Если она была правнучкой...

- ...не стал вызывать твоих хлопцев и обрабатывать их, среди них быстро найдутся...

- Мне надо узнать, кто я такой.

- Могу сказать: ты мудак, ты идиот, если ты до сих пор не понял это.

- Мне наплевать на твоего шефа и на все его приготовления.

- Послушай, Серега, ты, конечно, герой, ты смельчак, но поехать надо, я тебя прошу.

- Зачем?

- А затем, что мы приедем и ты подпишешь бумагу, которую он сочинил, раздельно, чеканя каждое слово, проговорил Усанков. - И порядок. Все будет забыто.

- И потом? - спросил Ильин. - Что будет потом?

- Ты погонишь в шею всех этих иллюзионистов, артистов, священников, мошенников.

- Какие артисты, это не артисты, ты знаешь.

- Это были артисты, артисты, - упрямо повторил Усанков.

Ильин посмотрел на него с интересом.

- А ты боишься признать.

- Я за тебя боюсь.

- За меня?

- Ты помнишь, как сделали Алешу Курочкина?

Он не мог не помнить. Сперва Курочкину приписали склоку, потом клевету. Курочкин не унимался и доказывал, что министерские заправилы заключают невыгодные договора с австрийцами не случайно, они получают за это подарки... Однажды вызвали санитаров, тут же, в министерстве, связали его, вкатили укол и увезли. С тех пор он мыкается по психушкам.

- Думаешь, Клячко постесняется, он состыковал твою выходку и твои привидения и понял, что на этом можно сыграть. У него нет запретов.

Страх должен был вылезти. Сколько бы ни хорохориться, у каждого из них внутри укоренился страх, родимый, с которым они выросли. Тот самый, липкий, потный, что накинулся на Усанкова ночью в купе.

- Откуда он узнал про поручика и прочее?

- Я рассказал. Сидели, болтали в поезде. В порядке анекдота.

- Значит, я тебе обязан. Спасибо.

- Кто же знал.

- Ты его не разуверил? Чего ж постеснялся? Ты-то мог подтвердить.

- И что? Артистов принял за привидения - смешно. А дальше не смешно. Утром резвился, к обеду взбесился. Ты сам разбудил чертей. У него теперь одно объяснение - псих. И выход один - упечь тебя в больницу... Поступки нелогичные, нес чушь. Все это, конечно, если не пойдешь на мировую...

- Не упечет, - сказал Ильин спокойно.

- Почему же?

- Ты не позволишь.

- Я? Я ему не указ.

- Ничего, ты постараешься.

Усанков заложил руки за спину, крепко сцепил пальцы, тон Ильина удивил его нагловатостью, вроде никак не свойственной их отношениям, где всегда командовал Усанков.

- Ишь ты, как уверен.

Ильин похлопал себя по карману куртки.

- Забыл про свое свидетельство? Так что если в дурдом, то вместе отправимся.

Усанков от души расхохотался.

- Молодец, Серега! Отличный шантажист из тебя получился!

Разгадка удручала своей простотой и в то же время обрадовала Усанкова. Потому что страх не мог никуда деться, он сидел у Ильина в печенках, селезенках, в самом нутре, а вот то, что он, Усанков, недооценивал Ильина как противника, это факт. Никогда Ильин не был в противниках, и сейчас Усанков по-новому как бы просчитывал Ильина: доверчив, долго сопротивляться не может, умен, но душевно ленив, инертен...

Белые двери церкви скрипели и хлопали, когда приоткрывались, оттуда доносилось пение, волна нагретого свечного воздуха обдавала Усанкова сладковатым запахом.

- А тебе не надоело? - вдруг спросил Ильин.

Он сразу понял, о чем это, он не привык к таким вопросам, он вообще не любил отвечать, он предпочитал спрашивать. Он нахмурился. Ильин смотрел на него с участливостью.

- Надоело, - сказал он. - Еще как надоело, - и тотчас оборвал себя. Все равно надо возвращаться.

- Зачем тебе это?

- Не мне, а тебе.

- А тебе зачем?

- Мне? - Усанков подумал. - Иначе смысла не будет.

- Смысла в чем?

- Если отступить, смысла не будет во всей нашей борьбе, - ответил он скорее дежурно, чем уверенно, потому что объяснить это было невозможно.