Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

Поскольку вскорости речь зашла о выборности руководителей, – а у нас до сих пор не было начальника отдела, – я перемолвился парой слов с Ниной Павловной, нашим экономистом: «А почему мне не рискнуть выдвинуть себя?» Спросил смехом, но, однако, Нина Павловна отнеслась к предложению с энтузиазмом: «Вам и карты в руки, вы же во время щекинского эксперимента предложили так много нового и смелого! Выдвигайтесь, лично я поддержу». Легко сказать – «выдвигайтесь»! Я ж не американец какой, у нас не принято пялить собственное «я», нескромно, вроде бы думаю только о том, как бы персоналку получить… Решил посоветоваться там и с теми, как всегда было заведено. Выслушали меня доброжелательно: «Идея хороша, но ведь речь идет о выборности руководителей предприятий, товарищ дорогой! Что получится, если каждый отдел в министерстве станет выбирать себе начальника?! Как руководитель ведомства сможет работать с аппаратом, если не он его подбирал, а штат, грубо говоря, самообразовался?! Анархисты вызывают улыбку только в кинофильмах, на деле она, анархия, куда опаснее застойных явлений – полная неуправляемость». Я возразил: «Но ведь предполагаются конкурсы на замещение вакантных мест! Руководитель – наравне с коллективом – сохраняет право выбора! Пусть министры называют свои кандидатуры, а коллектив отдела – свои, это же демократично!» «Что ж, – ответили мне, – пробуйте! Но вам нужно разработать свою, грубо говоря, предвыборную программу – во-первых, представить ее коллективу – во-вторых, обсудить – в-третьих, а потом уж поэкспериментируем».

Я ночи не спал, разрабатывал свою «предвыборную платформу», обошел всех сотрудников отдела, собрал их мнения, горел, а не жил, крылья начал чувствовать, выстраивая экономическую схему, во главе угла которой все явственнее вырисовывалась действующая личность, а не безликая масса чиновников. Бюрократия – ужасная штука, спору нет, но ведь если бюрократию разделить на бюрократов, рассматривая каждого в отдельности, то – поскобли ноготком – откроются прекраснейшей души люди, которые думают точно так же, как те журналисты, которые бюрократию эту самую хлещут.

Конечно, если затянуть привычную волынку, что, мол, надо поболее духовности, – дело погибнет, на этот раз окончательно. Мыслители прошлого века потому были духовными, что земли имели вдосталь, она их и кормила, оставляя время на творчество. Коли бюрократа, то есть государева чиновника, заинтересовать реальной выгодой от результатов его каждодневного труда, то и он перестанет быть бездушным бюрократом, завидующим чужому успеху. Какое ж это равенство, если я буду пахать на директора завода, тот станет премии лопатой грести, а мне – вымпел с рукопожатием?! Одернут: мол, прежде всего духовность и сознательность! А я в ответ: «Скажите об этом моей супруге, она и в очередях стоит, и дочке на зимнее пальто целый год откладывает! И семь лет отказывала себе во всем, собирала на столовый гарнитур!» Оттого в чиновном человеке много темного и злоотказного, что не дают ему летать, он – пешка, раб бумаги, червь, от этого копится в нем злоба, зависть и темное желание запустить козу соседу: как-то он, голубь, начнет корячиться, если ему ноготь дверью защемить?!

Одним словом, платформа получилась неплохая, главный смысл прост как мычание: чем выше прибыль отрасли, тем ты, государственный посредник, больше получаешь. Допусти бюрократа-чиновника до мечты о том, что его труд будет вознаграждаться по результатам прибыли той отрасли, что он курирует, – назавтра волокита исчезнет! Каждый будет вкалывать, как конь, – на себя пашет, не на дядю! «Наше – это значит ничье» – мудрая присказка, не оспоришь!

Закончив написание платформы, я решил действовать. Предложил коллегам задержаться после шести, зачитал основные пункты, а Нина Павловна, союзница, возьми да и заяви первой: «Только надо Леночку Розанцеву на выборы пригласить, пусть она расскажет коллективу, кто ее – за инициативу и смелость – разжевал и выплюнул двадцать с лишним лет назад и жизнь ей искалечил».

Я и обмяк, заново ощутив свою безнадежную малость: за кем греха нет, каждый темное в себе носит, будем друг дружку за ноги в болото тащить – скопом и захлебнемся… Махнул я на все рукой, кандидатуру свою снял, но Леночку решил разыскать. Нашел. А она рассмеялась: «Витя, зачем же вы раньше ко мне не пришли?! Я против вас зла не держу. На вашем месте я бы, видимо, поступила так же… Нине Павловне отказали в вашем месте, если бы вас избрали начальником, – вот она и рассердилась, неужели не ясно?»

…Нового начальника к нам вскорости прислали, как говорится, с больших высот, старик уже: почему на пенсию не отправили, ума не приложу?! С чем к нему ни придешь – похвалит, попросит переставить абзацы, очень чувствовал букву, терзал всех нас этими переделками по целым неделям. Иной раз отчаешься, подержишь у себя бумагу три дня, принесешь ее, нетронутую, а он довольно улыбается: «Разве сами не чувствуете, как сейчас заиграло! Вы уж не сердитесь на старика, обожаю тщательность…»