Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью

Была одна доминирующая тема всех моих с ним последних разговоров: на тему ли человеческую, на тему ли творческую. Мы с Далем абсолютно в одном мнении. Если «Современник» возникал на пике «оттепели» (хотя Олег в ней был моложе — между нами была разница в девять лет, но это никогда не мешало ни ему, ни мне); на некой общности — человеческой, актёрской, методологической, то в зиму 1980/81 года мы с ним констатировали одно: наступили дни, когда на какие-то более или менее большие общности взаимопонимания надеяться не приходится. Всё стало диаметрально. Если теперь что и возникнет, то в предельно ограниченном кругу. Но снова он предлагал:

— Валя, ну давай…

— Когда делают «западный» спектакль, то его и гоняют каждый день, а потом он отыграется, отреагируется и снимается, а группа разбегается. Ты надо мной смеёшься!..

— Почему?

— Да потому что мы — репертуарные актёры!

Даль прошёл и через Еланскую, но всё это были метания, пробы. К этому вопросу его жизни нужно вообще подходить очень тонко. К этому моменту мы уже похоронили Володю Высоцкого. Там же тоже есть какая-то подспудная связь, как это становится ясно теперь.

«7 июля 81 г. Поздравить Кулю». Кошмар в том, что я ничего не знал об этой практически последней записи в его ежедневнике… Конечно, слышал о записях на день приезда из Киева и следующий — 5 марта. Но этого «прострела» во времени не знал… Ведь это дата моего дня рождения. «Куля»… Так он меня всегда называл… Помню, звонил телефон, я снимал трубку и слышал всегда одно и то же:

— Куля? — (короткий вздох) — Ну? Что у вас?..

В 1980 году Олег посвятил мне стихотворение ко дню рождения — «Прогулки с чёрным котом», был у него потом даже целый такой цикл… Не понимаю, почему оно у меня не сохранилось… Впрочем, я ведь переезжал. Или оно где-то в переездах затерялось, или же Алька надписал единственный экземпляр, а потом просто «торжественно зачёл» его мне.

3 марта 1981 года днём я шёл к себе домой на Звёздный бульвар, и дверь не открывалась, не пускала меня в квартиру. У меня портился и прежде замок, но я его чинил. Как всегда, только хозяин такого «запора» знает точно: где, в каком «люфте» надо чуть-чуть повернуть и нажать, а тут — ничего! Может быть, я занервничал, а когда нервничаешь, начинаешь делать всё с силой. Сразу же постучался к соседке, и она провела меня на балкон. Балконы в этой двенадцатиэтажной башне были смежными — на две квартиры. Так что я попадал зеркально с её кухни на свою. Когда я влез, она мне передала через проходящую сквозь все балконы пожарную лестницу стамеску, и я открыл узкую часть окна. В тот момент, когда я встал на подоконник с внешней стороны и уже протискивал плечо, раздался, как мне показалось, тревожный звонок. Я кинулся через кухню в комнату, снял трубку, и моя бывшая супруга Инна Ратникова сказала на другом конце:

— Умер Даль.

Я прибежал назад в театр. Как-то сразу было решено, что должен ехать я. Тут же позвонил Лизе. Хорошо помню, как Волчек кричала:

— Нельзя этого делать! Боже, какие вы все идиоты! Отпустили этого сумасшедшего! Он сам там умрёт, только увидев его!..

Но всё оказалось не так. Внутренне я был очень сдержанно организован. Может быть, потому что со мной была Лиза, и я понимал, что кто-то один из двух должен обязательно крепче держаться… Хотя Лиза себя вела достаточно мужественно. Но в киевском морге на Сырце она сказала:

— Иди… ты… первый…

Вывезли каталку, на ней лежал одетый Олег. В том самом джинсовом костюмчике, в котором он работал у Эфроса: курточка, брюки. И спёкшиеся потёки серо-бурого цвета на груди, на джинсовке. Судя по всему, когда он утром 3-го пришёл в номер, то так и лёг на постель. Маленькая борода. Так он к Рашееву и поехал… Не знаю, что было бы дальше, может, так и надо было, если это успели по телефону оговорить до пробы. Чуть-чуть курчавившаяся борода и чуть-чуть вьющиеся волосы… Было жутковато от свежести события: и суток ещё не прошло.

В тот же день, 4 марта, Лиза мне говорила:

— Ты знаешь, Валя… Ведь Алька сценарии либо вообще бросал в сторону, даже брать не хотел, так… из чистой вежливости брал, но при этом ничего не хотел, либо он давал их читать Оле. А те, что он сам прочитывал, отшвыривал прочь. Вечное его: «Ложь! Неправда! Враньё! Бездарно! Мелко! Убого!» А этот он прочёл и вдруг сказал: «А что?.. Это довольно мило! Какой интересный «сплав». Есть какая-то хорошая мысль, которую можно вытянуть, и хорошо, что она не лобовая… Есть даже повод для… Даже можно что-то сделать…». Ему там что-то понравилось…

Наверное, это и стало решающим в этой поездке: скорее всего, не столько Рашеев его уговорил, сколько ассистенты всучили сценарий. Но дальше Олег мог себя держать по-прежнему… Видать, его действительно здорово «зацепило»; при том, что Даль уже всё отбрасывал и отвергал. Больше я ничего не знаю в связи с последними, несостоявшимися кинопробами Олега.