Неизвестный шедевр Рембрандта

Снова послышался деликатный стук в дверь. Ну до чего же настырная тетка! Надо сказать матери, чтобы ее уволили.

Галина накинула куртку и вышла в сад. Листья в аллее были уже собраны в аккуратные кучки, старик занимался цветником. Прикатил тачку с лопатами и граблями, придирчиво оглядел цветник, потом уселся на лавочку и достал сигареты. Галина подошла ближе.

Услышав ее шаги, старик не вскочил со скамейки, не согнулся угодливо, не бросил сигарету. Чтобы не стоять молча, Галина спросила, что он собирается делать.

– Розы прикрыть нужно, эти обрезать, остальное вскопать под зиму, – ответил старик спокойно.

– А вот тут всегда тюльпаны росли, – вспомнила она, – много-много, разве вам не сказали?

Он помотал головой, и Галина поняла, что мама вообще с ним не говорила. Некогда ей было. А раньше как она любила заниматься садом…

– Видел я вроде в сарае ящик с луковицами… – сказал старик, загасив сигарету.

Ящик был с отделениями, на каждом была приклеена цветная бумажка, на которой написан сорт тюльпанов и цвет. Аккуратный мужчина был садовник Иван.

Галина увидела висящий на крючке поводок, оставшийся от Бурана, и разозлилась. Как можно усыпить абсолютно здоровую собаку! Вранье, что он взбесился, просто лаял на Сергея Михайловича. И не зря он на него лаял, собаки многое чувствуют лучше людей. Да если на то пошло, ей самой хочется на него наброситься. Противный какой-то. И дело вовсе не в том, что Галина ревнует к нему маму, ей же не пять лет.

Старика звали Василием Петровичем.

– Вы давно в деревне живете? – спросила Галя, когда ящик с тюльпанами был принесен к клумбе.

Он посчитал что-то в уме, подумал:

– Двадцать пять лет как раз через месяц будет, как сюда переехал.

– Ох, я тогда и не родилась еще! – рассмеялась Галина.

– Выходит, так. – Он скупо улыбнулся.

– А раньше, наверное, в городе жили… – полувопросительно сказала девушка.

– А с чего вы так решили? – Он взялся было за лопату, но обернулся.

– Вид у вас… не деревенский, что ли, речь правильная… ну не знаю, мне показалось, – честно призналась Галина, – видно, что не всегда вы с лопатой и граблями управлялись.

Василий Петрович поглядел на нее более внимательно. С виду – богатая наследница, все у нее в шоколаде, заняться нечем, мается от скуки, вот и вяжется с разговорами. Однако зоркие не по возрасту его глаза отметили и бледность, и горестную складку возле губ, а также беспокойный взгляд и какую-то растерянность.

Все ясно, горюет девчонка после смерти отца, видно, любила его сильно. А мамаша-то недолго горевала, мигом завела себе сердечного дружка. Это только они тут думают, что раз отгородились высоким забором, да охраны понаставили, то никто про них ничего не знает. А того не понимают, что дорога-то мимо деревни идет. И местные давно уже вычислили, кто к кому в этом богатом поселке ездит. И что зачастила машина этого хмыря, который управляющим в банке покойного хозяина служит. Ну, по делам, конечно, человек ездит. А только по делам-то на ночь не остаются.

Все это кумушки деревенские почти сразу выяснили. И разнесли по соседям. Уж на что у него, Василия, жена не болтливая, а и то полностью в курсе.

Он еще раз посмотрел на хозяйскую дочку. Жалко девчонку, стоит как потерянная.

– Вы не обижайтесь, может, я не то сказала, так это не со зла, – заторопилась она.

– Да я не обижаюсь. – Он снова взялся за лопату. – Ваша правда, раньше я в городе жил. Сюда к жене переехал.

Он замолчал, не собираясь рассказывать постороннему человеку, отчего так получилось. Была у него там, в городе, жена, была работа ответственная, а потом с работой вышло все плохо, подсидели его, и жена, кстати, ушла. Видно, не слишком его ценила. Ну и бог с ней, он давно уже про то не вспоминает.

– А работал я здешним участковым, до того, как на пенсию вышел, – сам, не зная зачем, сказал Василий Петрович.

– Правда? – Галина вдруг обрадовалась. – Тогда можете вы мне одну услугу оказать? Вы не думайте, это не даром…

– Сначала скажите, что за услуга, а потом уж насчет оплаты поговорим, – спокойно заметил он.

– Тут третьего дня авария была на сорок пятом километре. Охранник наш разбился. Ехал утром, и вроде бы грузовик в его машину врезался, я точно не знаю, – заторопилась Галина, – а я как раз приехала накануне. И он еще мне говорит, что, мол, отец мой его на работу брал, соболезнования, в общем, выразил. Так поговорили мы по-хорошему, по-человечески, а утром я узнаю, что он – насмерть. И никто ничего не знает, а мне вот как-то не по себе…

Галина замолчала, сама, видно, почувствовала, что слова ее неубедительны.

Василий Петрович вспомнил теперь того охранника, кажется, Лешей его звали. Иногда он хозяина возил, потом жену его. Как-то летом приезжал он, ягоды предлагал, так кухарка Анфиса его чаем напоила. Ягод, правда, не взяла – куда нам, говорит, теперь вовсе ничего не нужно, как сам-то помер, жена его вообще ничего не ест, фигуру бережет.

Значит, Леша этот на сорок пятом километре гробанулся… Вроде бы парень был приличный, водил осторожно.