Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

(Я считаю, что, не рассмотрев прежде всю последовательность, нельзя припомнить.) Движения ведь обычно следуют друг за другом, одно за другим, и, если кто желает вспомнить, делает так: он старается ухватить начало того движения, за которым последует другое. <…> Ибо воспоминание означает присутствие движущей способности, то есть так, чтобы приходить в движение из самого себя, а именно, из тех движений, которые имеются, как уже было сказано. И начинать нужно с начала. Поэтому кажется, что иногда припоминают по месту. А причина такова, что они очень быстро от одного переходят к другому, например, от молока к белому, от белого к воздуху, а от него к влажному, после чего к тому, кто забыл, приходит воспоминание о поздней осени, если он пытается вспомнить именно это время года [202].

Воспоминание целиком зависит от расположения, порядка вещей, которые оказали воздействие на восприятие и запечатлелись в памяти. Припоминание не знает свободы и всегда находится в некой колее, в неком ряду, который Аристотель уподобляет ряду букв в алфавите. От каждой буквы можно двигаться только вперед и назад, никакого другого пути для припоминания нет. Воспоминание складывается из порядка элементов, как мир из букв и стихий — stoichea.

Эта вписанность припоминания в колею придает тексту памяти подчеркнуто механический характер своего рода самодвижения, в котором «Я» играет совершенно подчиненную роль. Аристотелевский пример с серией букв в алфавите использовал и Германн Эббингауз в своей классической книге о памяти (1913):

…при повторном появлении каждая идея борется за то, чтобы вызвать каждую иную идею той же серии. Предположим, первым является а, оно теснее всего связано с b, менее тесно с с, еще менее тесно с d

и т. д. Если взять их в перевернутом порядке, b, си dв свободном состоянии соединены с тем, что остается от

a [203].

Каждая буква теснее всего связана с близлежащей, а потому припоминание алфавита, например, должно идти в порядке, установленном степенью близости и удаленности элементов. «Самостоятельные законы развертывания смысла», о которых говорит Пригов в связи с движением букв и слогов в слова и предложения, в припоминании детерминированы не зависящим от автора порядком. Отсюда парадоксальное заявление Пригова: «Но к великому моему счастью (а может быть, это только всегдашняя иллюзия), обнаружил я впоследствии, что любому способу соединения слов что-нибудь в жизни да соответствует» (СПКРВ, с. 115). Между логосом и порядком вещей существует изоморфизм. Но этот изоморфизм прежде всего возможен к тексте припоминания, когда само расположение слов следует за порядком вещей в памяти. По существу разворачивание текста тут дается не как репрезентация, то есть копия некоего идеального образа, но в форме «высказывания» в понимании Фуко — последовательности типа AZERT.

5. СЕРИИ

Классическим текстом памяти является роман Пруста. Жерар Женетт заметил, что последний разворачивается в виде неких аналоговых цепочек. Например, за упоминанием комнаты, сравниваемой с бассейном, следует столовая, напоминающая аквариум, от этой столовой ниточка тянется к большому аквариуму в Бальбеке, к маринам Карпаччио, Каналетто и Эльстира. Эти водные аналогии — по существу, метафоры — не просто следуют друг за другом. Как замечает Женетт, у Пруста «отношение аналогии всегда должно было (хотя часто и бессознательно) усилиться, обретя опору в более объективном и надежном отношении: том, которое поддерживают в пространственном континууме — пространстве мира, пространстве текста — соседствующие вещи и связанные слова» [204].