Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Время моего становления как художника — конец 1970-х. С начала перестройки всем, как нас тогда называли, неофициальным художникам представилась возможность выезда на Запад, на выставки, сначала групповые, а потом и персональные. Так, в 1990 году Виктор Мизиано организовал в Риме выставку «Москва — Третий Рим» (название придумал А. Филиппов), куда пригласил Пригова, Орлова, Филиппова, Звездочетова, Литичевского, Ройтера и меня. Это была первая наша поездка в Италию. В то время я купил свою первую видеокамеру и поэтому снимал все подряд. Так я отснял около пяти часов наших перемещений по Италии. Конечно, из этого можно выбрать не так много. Но Дмитрий Александрович в своей джинсовой курточке там активно присутствует — и в ресторане, и в прогулках по Риму, Флоренции, Генуе, Венеции. И сегодня я очень этому рад. После Рима мы часто встречались на выставках в той или другой западной стране, и я практически всегда снимал на фото или видео его инсталляции и выступления. Конечно, как всегда бывает, сожалею теперь, что отдельные эпизоды плохо снял, что по лени не взял видеокамеру, когда сидели где-то в интересной компании…

Когда в 1992 году я начал издавать в Кельне журнал «Пастор», то, естественно, Дмитрий Александрович стал одним из основных его авторов — добросовестных и ответственных. Думаю, что все, кто хоть раз работал с Приговым или издавал его, согласятся со мной. В выпусках «Пастора» (их было всего восемь) были опубликованы многие его произведения и статьи. В первом номере, целиком посвященном теме «Имена», я попросил Дмитрия Александровича написать что-нибудь на материале его бесконечных рисунков монстров, которым он давал конкретные имена и придавал четкую символику. Это было немного из подсознания Пригова, и мне было важно, какую форму описания он выберет. В этом же номере были напечатаны «Четвертая азбука» и «Тридцать третья азбука (истинных имен)». В третьем выпуске, посвященном теме «Наша полиграфия», была опубликована наша с ним беседа с типично приговским предуведомлением. В четвертом — его статья на тему будущего — «Скажи мне, брат, про свое будущее, и я скажу, кто ты, брат».

Работая над настоящим текстом, я вдруг обнаружил длинное стихотворение Пригова, опубликованное в пятом выпуске «Пастора», с пророческим названием (для тех, кто много проводил с ним времени в Германии) «Вид русской могилы из Германии». Вот короткий фрагмент, который дает некоторое представление о его отношении к этой теме (не знаю, было ли это стихотворение опубликовано где-нибудь полностью):

Могила! Я сижу в ГерманьиМогила! В маленьком дому!

Могила, как живая ямаИ недоступная умуМогила некой птицей сильнойМогила прилетает вдругМогила — память о России

И сотни еле видных рукОбнимают меня и уводят,уводят, увлекают за собой в дом неведомый,где золотятся поля золотые, реки прозрачные,где детство мое, детство, детство босоногое

и русоволосое, голубоглазым пастушком нестеровским с очами полными слезпрекрасных пред видом святости все заполняющейна фоне просторов голубеющих вдалиМогила, Господи, могилаМогила-матерь, Боже мой

О, Господи! Мой Бог! МогилаМогила лучших наших днейУшедших

Для шестого выпуска, посвященного теме «Как я стал художником» и составленного мной вместе с Юрием Альбертом, Дмитрий Александрович подготовил очень интересный саркастический материал о своих мытарствах до поступления в Строгановку с примерами классического рисунка. В седьмом был опубликован впервые «Словарь терминов Московской концептуальной школы», составленный Андреем Монастырским, где Пригов, естественно, — одна из основных фигур. А в последнем выпуске «Пастора», посвященном теме «Восточная традиция в московской концептуальной школе», было два материала: «В краю жемчужном Бао Дая» (1984 года) и «26 песенок восточного старичка Дмитрия Александровича» (1991).

Я привел этот список публикаций Дмитрия Александровича лишь с одной целью — показать, как легко и профессионально он реагировал на любой запрос коллеги. Обратите внимание на то, что тираж журнала «Пастор» составлял вначале 30 экземпляров, а в последних номерах — 100. Здесь не было места амбициям. Просто Дмитрий Александрович был не только сложным (в вышеописанном смысле), но и очень динамичным человеком, круг его интересов был широк, а поля их применения многообразны: от приватного чтения для двух-трех человек до выступления с оркестром, от крошечного рисунка до огромных инсталляций.