— Так, Сёма — это Семён? — тут же уточнил Тимофей Савельевич, записывая новое имя в своём блокноте.
— Да, Семён, — ответила Лола. — Понимаете, ничего особенного не произошло, — вдруг пошла на попятную девушка.
— Тогда тем более Семёну нечего волноваться, как и Вам, — стараясь не слишком выказывать своё нетерпение, проговорил Тимофей Савельевич. — Просто расскажите мне, как было дело, и что в поведении Семёна не понравилось Вам.
— Не мне, а Марианне, — поправила его девушка.
— Да, конечно, — согласился Тимофей Савельевич. — Что-то в поведении Семёна смутило Марианну, и она поделилась этим с Вами, как с лучшей подругой.
— Да, — кивнула Лола и с мольбой посмотрела на своего собеседника, словно мысленно уговаривая его позволить ей промолчать, но Тимофей Савельевич, наоборот, приготовился слушать Лолу с таким вниманием, что девушке ничего не оставалось делать, как продолжать. — В общем, Сёма Каретников был в их классе совершенно неприметным парнем и троечником. Ни с кем особо не дружил, ни в какие кружки не ходил, в школьных мероприятиях не участвовал. И тут вдруг он отправляет Марианне запрос в друзья.
И хотя Тимофей Савельевич не очень понял, о чём сказала Лола, но не стал показывать свою неосведомлённость, решив уточнить подробности у Бориса. Поэтому он лишь сделал соответствующие пометки в своём блокноте и продолжил внимательно слушать.
— Марианна, естественно, отклонила его запрос, — рассказывала дальше Лола. — Но Каретников ничего не понял и на следующий день отправил Марианне новый запрос. Она снова его отклонила. Тогда Каретников, видимо догадавшись, что бесполезно атаковать Марианну такими запросами, решил действовать иначе. Каждый день он что-то у неё просил. То ручку, то линейку, то транспортир. Брал и не отдавал. А когда Марианна подходила к нему и просила вернуть её вещи обратно, он лишь глупо улыбался и нёс какую-то чушь. Например, Марианна говорит ему: «Отдай мою ручку!», а он ей: «Какую ручку?», а она: «Мою ручку!», а он опять: «Какую ручку?». В общем, включал режим дурачка. В итоге Марианна перестала ему что-либо давать, тогда Каретников написал ей на почту и попросил заниматься с ним английским языком. Бесплатно, разумеется. Мол, у него проблемы с английским. Ага, с английским у него проблемы! — усмехнувшись, проговорила Лола. — С головой у него проблемы, а не с английским. И Марианна, хотя обычно и не отказывала никому в таких просьбах, — тут Лола посмотрела на Тимофея Савельевича и, убедившись, что тот внимательно слушает, продолжила. — Я имела в виду в просьбах помочь с уроками.
— Да, я понял, — кивнул наш герой. — Мама Марианны рассказывала, какой отзывчивой была её дочь.
— Да, именно это я и имела в виду, — подтвердила Лола. — Она совершенно бесплатно помогала любому, кому могла помочь. И с уроками и вообще с любой проблемой. Но Каретникову она тогда отказала, потому что понимала, что ему нужна не помощь с уроками, а она сама. Он решил воспользоваться её добротой, чтобы подкатить к ней. Понимаете?
Тимофей Савельевич снова кивнул, и Лола вернулась к своему рассказу.
— В общем, Марианна отказалась с ним заниматься и думала, что он всё понял. И на некоторое время Каретников действительно перестал её доставать. Но потом, на одной из школьных перемен, Марианна услышала, как Каретников хвалится другим парням из их класса, что встречается с Марианной. Но они, мол, это не афишируют, из-за её отца-учителя.
— Ого! Какой интересный поворот! — не сдержал эмоций Тимофей Савельевич.
— Да! — с чувством проговорила Лола. — Каков гад! Решил, раз Марианна не хочет иметь с ним никаких дел, то хотя бы пустить слух, что у них всё тип-топ!
— Представляю чувства Марианны! — сочувственно проговорил наш герой.
— Сомневаюсь, — скептично произнесла Лола. — Парням никогда не понять, что чувствует девушка, когда какой-то псих, которому она отказала, начинает распускать про неё грязные слухи!
— Вы правы! Я никогда не был на месте Марианны и не могу понять той обиды, которую она ощутила, когда Семён Каретников начал распускать про неё небылицы, — рассудительно проговорил Тимофей Савельевич. — Но мне бы тоже не понравилось, если бы кто-то, особенно тот, кому я ясно дал понять, что не желаю с ним общаться, начал трепать моё имя, приписывая мне те поступки, которых я не только не совершал, но никогда не мог совершить!