Некоторым образом драма

Так вот, гражданин космополитической вселенной, когда ты жил в Переделкино в 1964 году, под тоскливый зимний ветерок, рядом с тобой, в той самой комнате, где застрелился Фадеев, бывший тройной зек писал, как встречаются «этапы вдоль по дороге снеговой»:

Ах, вроде счастья выше нету —Сквозь индевелые штыкиУслышать хриплые ответы,Что есть и будут земляки.Шагай, этап, быстрее, шибко,Забыв о собственном конце,С полублаженною улыбкойНа успокоенном лице.

Не будет у тебя, любезный Вася, ни полублаженной, ни блаженной улыбки, да и успокоенного лица.

Сильный человек был Смеляков. Даже в стихотворении о Сталине он своей волей, но женской рукой положил к надгробию убийцы два безымянных цветка. Дурак, может быть? Нет, просто и обыкновенно заветы Толстого и Достоевского исполнил. А вот гляди, Василий Павлович, как этот плебей и советский пролетарий о князе Святополк-Мирском вспоминает в 1966-м, взяв эпиграфом знакомые нам с рожденья слова: «Князь Курбский от царского гнева бежал…»

Князь Мирский бежал из России.Ты брось осуждать, погоди!В те дни, когда шли затяжные,без малых просветов дожди.И вот он, измявши окуркив предчувствье невиданных стран,на месте дождей Петербурга

увидел английский туман.Но правда, рожденная в Смольномоктябрьским, сумрачным днем,дошла до него, пусть окольным,пускай околичным путем.И князь возвратился в Россию,как словно во сне, наяву.Весенние ветры сквозныев тот день продували Москву.

Белье за окном на веревке,заплеванный маленький зал.Он в этой фабричной столовкео Рюриковичах рассуждал.Тут вовсе не к месту детали,как капельки масла в воде.Его второпях расстрелялив угодьях того МВД.В июне там или в июле —

я это успел позабыть, —но лучше уж русскую пулюна русской земле получить.

Конечно, только у совершенно тупой личности, у болта не изменяются за жизнь взгляды, мироощущение, мировоззрение – это закон природы. Меняется оболочка души – материя, форма. Меняется и духовная сущность, и мысли. И все-таки, отдавая в этом отчет, я не верю людям, которые меняют убеждения полярно (даже если проживают очень долгую жизнь). Я не верю священникам, которые начинают вести антирелигиозную пропаганду. Равно не верю коммунистам, которые уезжают на Запад и делаются священниками, и вещают лелейными голосами о муках Христа по платным «голосам». Ренегат есть ренегат.

За всю историю России еще не было так отчаянно тяжело. Спасение только в правде. Но нужна нынче только та правда, которую мы ЗДЕСЬ скажем или напишем, ибо только она есть правда живительная, оплаченная нашим мужеством, самой нашей жизнью и смертью. И эта правда приведет к победе и всемирной славе, то есть всемирному уважению и со стороны малюсеньких, и со стороны великих наций.

О гонораре. Если у господина Главного редактора журнала «Континент» или у Василия Аксенова возникнут претензии к ВААП по авторскому праву за перепечатку в СССР «…И НЕ СТАРАЙСЯ!», то заверяю их в том, что немедленно переведу востребованную сумму. У меня достаточно инвалюты, чтобы не особенно переживать.

Последний вопрос Максимову – на засыпку. Ты же отлично знаешь, что никто в парижах и лондонах моей повести в письмах о Казакове не читал. Потому в своем мне ответе Аксенов имеет такую полную возможность лгать и передергивать, которую даже наши хулители «Доктора Живаго» не имели. Зачем же ты, господин Максимов, переносишь на чужую почву не лучшие традиции отечественной полемики? Пора, пора и вам, господа, начинать перестраиваться. Возьми вот да и напечатай «Опять название не придумывается». Про то, как шавка укусила Васю в ляжку (или лодыжку), можешь выпустить. Ему – как профессиональному знатоку анатомии – здесь последнее слово. А вот письма Юрия Казакова для всех русских литературных эмигрантов не могут не быть интересны. Гонорар пропьем вместе в кафе на бульваре Монпарнас, 59. Пить на деньги НТС мне уже не привыкать.

Хватит – пошутили. Переходим опять к печальному.