Некрасов

Получал Тургенев и публичные щелчки. Однажды у Некрасова Тургенев читал «Псковитянку» Мея, опять-таки желая напечатать ее в «Современнике». Пьеса вызвала общее сочувствие. «Когда, — пишет Чернышевский, — говор стал утихать, я сказал с своего места: «Иван Сергеевич, это скучная и совершенно бездарная вещь, печатать ее в «Современнике» не стоит». Тургенев стал защищать высказанное им прежде мнение, я разбирал его аргументы, так поговорили мы несколько минут. Он свернул и спрятал рукопись, сказав, что не будет продолжать чтение. Тем дело и кончилось. Не помню, каким языком вел я спор. По всей вероятности, безобидным для Тургенева. О нем положительно помню, что он спорил со мною очень учтиво». Чем не спор Базарова с любым из братьев Кирсановых? И какова его «безобидность» для Тургенева? Да, Тургенев лично переживал такие споры будущего романа и лично

обижался и лично восхищался. Но дело тем не кончилось.

В случае с Добролюбовым все приобрело и еще большую остроту и большее постоянство: оба — и Тургенев и Добролюбов — жили рядом и вокруг Некрасова, который, впрочем, до поры до времени, видимо, не склонен был драматизировать положение в готовности, так сказать, совмещать в себе того и другого. Хотя неприязнь Тургенева к Добролюбову проявлялась все чаще и Некрасов ощущал ее все сильнее: «Некрасов, — вспоминал Чернышевский, — стал рассказывать мне о причинах этой ненависти. «Их две, — говорил он мне, — главная была давнишняя и имела своеобразный характер такого рода, что я со смехом признал ожесточение Тургенева совершенно справедливым. Дело в том, что давным-давно когда-то Добролюбов сказал Тургеневу, который надоедал ему своими — то нежными, то умными разговорами: «Иван Сергеевич, мне скучно говорить с вами, и перестанем говорить», — встал и перешел на другую сторону комнаты. Тургенев после этого упорно продолжал заводить разговоры с Добролюбовым каждый раз, когда встречался с ним у Некрасова, то есть каждый день, а иногда и не раз в день. Но Добролюбов неизменно уходил от него или на другой конец комнаты, или в другую комнату. После множества таких случаев Тургенев отстал, наконец, от заискивания задушевных бесед с Добролюбовым, и они обменивались только обыкновенными словами встреч и прощаний, или если Добролюбов разговаривал с другими и Тургенев подсаживался к этой группе, то со стороны Тургенева бывали попытки сделать своим собеседником Добролюбова, но Добролюбов давал на его длинные речи односложные ответы и при первой возможности отходил в сторону».

Добролюбов учил Тургенева базаровским односложным ответам, но Чернышевский и Добролюбов, возможно, не отдавали отчет, что великий писатель изучал и изучил их, до неведомых им самим трагических глубин, до проникновения в будущее самих их судеб. Базаров (Добролюбов) полагал, что он выше и умнее Кирсанова (Тургенева), но в конце-то концов умнее оказался Тургенев (Кирсанов) —автор, создавший Базарова.

Так или иначе, но личные пристрастия и противостояния, казалось, лишь ждали общественно значимой причины и разрешения. И дождались. События развились быстро и драматично.

В начале I860 года «Русский вестник» напечатал новый роман Тургенева «Накануне». Добролюбов написал о нем статью. Цензор Бекетов предварительно, и не без искательности, показал ее Тургеневу. Тургенева статья не удовлетворила, и он в довольно категоричной форме просил Некрасова ее не печатать. Со своей стороны, Добролюбов решительно заявил о готовности уйти из журнала, если статья не будет напечатана, тем более что по ряду причин, прежде всего цензурного характера, статья и так была смягчена и трансформирована. Тогда Тургенев ультиматумом поставил перед Некрасовым вопрос: «Я или Добролюбов».

Статья была напечатана. Тургенев покинул «Современник» и разорвал с Некрасовым отношения. Таковы события в их внешней канве. Обычно пишут и говорят, что Некрасов, находясь между Тургеневым и Добролюбовым, сделал выбор в пользу Добролюбова.

Некрасов все делал для того, чтобы сохранить обоих. Во-первых, это был выбор не между Тургеневым и Добролюбовым, а между Тургеневым и — журналом. Иначе говоря, что касается журнала, то следовало выбирать между сотрудничеством не всегда верного и обязательного (достаточно вспомнить, что даже «Обязательное соглашение» постоянно нарушалось) Ивана Сергеевича и подлинно журнальной — от зари до зари — работой того же Добролюбова и Чернышевского. В конце 50-х годов журнал держался не эпизодическими появлениями, пусть даже и шедевров, созданных «отцами», а общественно злободневным ежемесячным содержанием, которым постоянно насыщали его фанатически работавшие «дети».

Что же касается самой статьи и вызванного ею ультиматума Тургенева, то здесь поведение Добролюбова было безукоризненным, а решение Некрасова точным и справедливым. Ведь ультиматум Добролюбова не ставил проблему выбора: я или Тургенев; критик лишь отстаивал право на свою статью. А что собой являла статья?