Катанака Маккуро

Рассказы

Катанака Маккуро

Некрофилия

1.

Проникнуть в страх жертвы, трепетать, как жертва - залог того, что завтра кого-то не спохватятся на работе, в семье, в заведении, куда он ходит каждый вечер, чтобы выпить кофе или в любом другом месте, где тот успел оставить след своей оборвавшейся вдруг жизни. Когда ты идёшь по траве, и эта трава шепчет под тяжёлой поступью, то ты должен бояться, бояться самого себя, как боится тот, кто идёт тут же, в темноте, но не по обочине, а по холодному асфальту, слыша и шёпот, и размеренное дыхание, надеясь, что это лишь игры воображения в ночном мраке. Или когда ты сам идёшь по асфальту чуть позади, и Луна смотрит на вас обоих, и та, что впереди - она чувствует панику, она хочет побежать, но не бежит, потому что ей подумалось вдруг: "Если я побегу, а тот человек позади - на деле не тот, за кого я его считаю, то оскорблю ли я непроизвольно его, дав ему понять, что посчитала его именно за того, кем он не является на деле?" А быть может, ей просто стыдно, что она не может найти другого способа, кроме как бежать? Может, ей стыдно бежать, потому что это обличит её страх? Но страх не спрятать - страх воняет, и иногда он воняет приятно, и когда ты привыкаешь к этому запаху, то хочется вкушать его снова и снова, так что порой ничего и ненужно даже, кроме как просто идти вот так позади и слушать трепет.

Можно нанести удар или порез быстро, оборвав нить жизни одним моментом лишь, и это - проще, но ведь искушённому этим делом вскоре хочется больших зрелищ и больших переживаний, и жертва встаёт перед ним лицом к лицу, смотря напуганными глазами в такие же напуганные глаза. А вы думали, убивать не страшно? Конечно не страшно, до того момента, когда пути назад нет. А пути назад у тебя нет уже в тот момент, когда страх жертвы стал твоим страхом, и запах паники овевает всё пространство вокруг. И когда ты - жертва, и ты - боишься, и ты стоишь на коленях в траве, и ночь поёт тебе последнюю колыбельную в твоей жизни, что тогда? Вы думаете, что жертвы чувствуют лишь желание сохранить способность дышать ещё этой самой колыбельной ещё хотя бы немного, ещё хотя бы несколько мгновений дольше? Да, есть заблуждение, что жертва хочет лишь спастись, но никто на самом деле не думает о спасении в этот момент. Их глаза думают о чём-то другом. Да, они бегают в разные стороны, из них льются слёзы, но в этих глазах - размышление лишь: "достоин ли я жить дальше?" Ха! Вы думали, что все на смертном одре уповают, что Господь даст им ещё один шанс, ведь кто-кто, а они-то вели жизнь более праведную, чем другие мерзавцы? Чепуха! Все вспоминают лишь, почему они должны умереть. И вы, о, не сомневайтесь, вы вспомните тогда всё, за то достойны умереть, ведь на деле кто-кто, а вы-то часто размышляли о том, чтобы сделать то, что теперь делают с вами.

Почему? Потому что всё начинается тогда, когда ты чувствуешь страх жертвы. И когда ты - жертва, и когда ты наставляешь нож против себя, то ты спрашиваешь себя, и в глазах твоих рефлексируют весы, сотканные из нитей случайных воспоминаний, и на весах - главный вопрос, и вопрос этот решён уже тогда, когда пути назад нет.

2.

Первое убийство подобно первому поцелую во всём, и невозможно найти более удачной аналогии. Ведь человек не может целовать в первый раз абы кого - и первый раз должен быть особенным, первый поцелуй должен быть поцелуем с Богиней. Стремление целовать всех подряд - это амбиция психически нездорового человека, которого сочтут либо за психа, либо за идиота. Мы выбираем, - о! - по первой любви тех, кому хотим посвятить (или у кого хотим забрать?) первый поцелуй; тех, с кем хотим воссоединить наши губы и языки, слившись в удовольствии от самих себя - от того, что нам удалось, от того, что мы красивы для кого-то, от того, что мы отдали кому-то этот поцелуй и что мы у кого-то этот поцелуй забрали, и это красиво и романтично. Ведь поцелуй - не односторонний процесс, он двухстороннен как минимум. Он обоюден. Убийство - непременно, безоговорочно - обоюдный процесс, в котором принимает участие как убийца, так и жертва, и исход сие действия зависит от обоих в той же степени, в какой зависит пьеса от актёров. Вопрос лишь в том, все ли будут играть по написанному сценарию. Кем он написан - не важен. Они играют лишь для него, и это на данный момент - их жизнь, и как герои книги не размышляют о том, какому нездоровому уму пришло в голову поместить их на страницы своего молескина, так и актёры не должны рассуждать о том, чьё перо определило их действия на сцене. И пускай все зрители мертвы, пускай все прожекторы разбиты, а сценария как не было, так и не будет - плевать! Ведь нет гарантии, что это - не часть грандиозного замысла!