— И не надо. Там уже готовые марионетки с нетленкой и паутиной гортатора. Бери и командуй себе в удовольствие.
Мира глубоко вздохнула, потом ещё раз, и наконец, произнесла сквозь зубы дрожащим голосом.
— Встать.
Сзади ойкнула Таколя, выпуская меня из объятий и прямо на четвереньках отползая подальше. А мёртвый моряк плавно, как это доступно только нежити, начал подниматься с гальки. Он встал и замер, уставившись пустыми глазами в никуда, и приветствуя своим молчанием нового некроманта.
Глава 8. Паутина бездны
Из плотного тумана вышла Тагира, сжимая в руках старенькую флейту, которая была её орудием войны. Она вышла и встала рядом со мной, а я вглядывался в серое утреннее марево, откуда, уподобившись призракам, проступали силуэты стволов деревьев.
— Выйдут на нас через несколько минут, — произнёс я, внимательно слушая далёкие человеческие крики и топот копыт.
Рассветная тишина, ожидающая пробуждения леса, не хотела скрывать чужие тайны, и потому приближающиеся к боковому охранению всадники выдавали себя с головой.
Шумят много, — сказала девушка и тяжело вздохнула.
— Это, скорее всего, наёмничий отряд варваров восточного каганата, — ответил я, положив руку на навершие спаты, — Дозоры докладывали о них ранее. Им, наверное, приказали напасть на обозы легиона на марше, и они предвкушают жирную добычу и лёгкий грабёж.
— Они что, даже не понимают, что их послали на разведку боем? — усмехнулась Тагира, задумчиво приложив флейту к губам, но так и не заиграв.
— Боги наделили их храбростью и житейской смекалкой, но не дали знания стратегии.
Мы замолчали, а шум приближался. Деревья недвижно чернели, скрывая столь же недвижный строй нежити. Сто мертвецов, первые ряды которых были вооружены копьями-гастами, упёртыми сейчас пято́й в землю и поджатыми ногой, а вторые и третьи несли по четыре дротикапи́лума. За ними располагались лучники. Рядом со мной стоял резерв из десяти арбалетчиков, использующих щиты-ски́тумы как опору для своего оружия. Но щиты были нужны не только для этого. Они в первую очередь требовались на случай обстрела меня и моего маяка из луков.
Топот тем временем приближался, а когда туман качнулся высокими, быстро приближающимися фигурами, я закрыл глаза и притронулся к нитям, уподобившись пауку, сидящему в центре своей паутины. Нити мог видеть только я, и сейчас наблюдал висящие среди стволов сторожевые тенёты и тянущиеся к нежити струны управления. Их было много, но я знал, когда и как дёргать, и потому оставался спокоен.
«Трень!» — зазвенела самая дальняя нить, словно муза коснулась пальцами арфы перед тем, как начать играть. Мои неживые лучники с лёгким скрипом натянули луки.
«Трень!» — звякнула другая струнка, и первые ряды слегка наклонили головы вбок, уходя с линии стрельбы.
«Трень! Фьють», — тихо сорвались с тетивы стрелы, и лучники сразу потянулись за новыми, а в тумане раздались крики боли и ржание раненых лошадей. Я бил в первую очередь именно по животным, тормозя конную лавину, и туман мне не мешал.
«Фьють. Фьють. Фьють».
Деваться им некуда. Справа река, слева густые заросли, а позади мешала отступлению непомерная гордость, и единственное узкое место, пригодное для прохода, было перекрыто моей сотней. Вскоре, как я и думал, кочевники начали выскакивать из молочной мглы, делать выстрел из своих небольших луков и снова уходить в туман. Они не пойдут на штурм, это совершенно не их способ ведения боя. Они начнут конную карусель, в которой выстрелившие станут уходить в конец назад, а их место займут свежие и готовые к бою. Кочевники начали кружить, словно косяк морской рыбы, ощетинившейся иглами. Но их ждало
разочарование — что хорошо против живых, не работает с мёртвыми, к тому же узкий проход мешал движению коней.
Я шевельнул мизинцем, потянув за ниточки своих боевых марионеток, приводя в действие заранее подготовленный набор движений. Передние воины почти разом выдернули из себя прилетевшие из тумана вражеские стрелы и, не глядя, начали передавать стоящим позади. По цепочке боеприпас оказывался у лучников, и те незамедлительно применяли их, послав обратно, дабы не тратить свой.
«Фьють. Фьють», — били луки, и вскоре кочевники начали отступать.
— Быстро они, — пробормотала Тагира, отходя от меня, но я не ответил.
Я стоял, чувствуя мягкие волосы, щекочущие мне нос и щеку. А ещё заболел бок. Это опять был сон, преподносящий образы из далёкого прошлого. И как всякий сон, он имел обыкновение кончаться. Осознавая это, я вздохнул и открыл глаза.
Я лежал на остывшей за ночь земле, лишь чуть-чуть прикрытой сухой травой. Свернувшаяся клубком Мира прижалась ко мне, подложив руку под голову. Именно её волосы щекотали. А ещё я почувствовал, что меня обнимает лёгкая девичья рука, а на бедро закинута нога — это уже Таколя приползла, замёрзнув под утро, и приткнулась ко мне со спины.