— Скорее всего, будет суд, — просто ответил мне Эдвин. — И судить будут меня, что вполне справедливо. Я нарушил сразу несколько законов: проводил операции без должного образования, использовал дар ребёнка в собственных интересах, не доложил о странных способностях Криса. Да ещё Валери… понятия не имею, что она ловчим наговорила, и никак не понимаю, что я ей сделал дурного? Неужели в моем доме хуже, чем в королевском приюте?
Кажется, предательство Валери ранило его в самое сердце. Эдвин любил своих детей. Как уж умел. Где-то, наверное, был пристрастен, где-то слишком отстранён, возможно, не умел выразить свои чувства. Но я точно знала, какое у него любящее и трепетное сердце.
Мне было его невыносимо жаль. Я поймала тонкую белую кисть и прижалась к ней щекой. Он вздрогнул и снова погладил меня по волосам.
— Теперь вам незачем оставаться в Крапиве, леди Адель. Шарль
— Дом? — растерялась я. — Какой?
— В столице.
— Вы прогоняете меня, лорд Морроуз? — с возмущением выпрямилась я.
Он глухо засмеялся, словно заскрипел.
— Я спасаю вас и вашу репутацию, леди Вальтайн. Пока это ещё возможно. С домом вы будете вполне обеспеченная невеста. Найдёте мужа…
— Во-первых, лорд Морроуз, сейчас не время думать о замужестве. Во-вторых, стремилась бы я замуж — вышла бы за Шарля. Он мне, между прочим, предлагал. А в-третьих… — я выразительно поглядела на него.
— Что же в-третьих? — мягко и вкрадчиво спросил он, обхватывая ладонями мои плечи и поднимая с колен. — Скажите мне, Адель.
— Я хочу быть рядом с вами, — тихо и честно призналась я.
Он увлёк меня на свои колени. Скользнул холодными пальцами по шее, провёл по ключицам, убрал волосы от лица и обжег ухо дыханием.
— Почему? Зачем я вам, Аделаида?
Глава 15
Между двух сражений
Мерзавец он все же! Подлый, гадкий и очень жадный. Леди не признаются в любви, это совершенно неприлично.
— Душа моя, я жду ответа. Скажите же!
Хорошо, что я не леди.
— Я люблю вас, Эдвин.
Он шумно выдохнул, сжимая мои плечи. Почти вслепую нашёл линию подбородка, прикоснулся мимолётно и замер… Я уперлась ладонями ему в грудь и услышала, как отчаянно колотится сильное сердце.
— Знали бы вы, как я вас люблю, Адель. Всю. Любую: с вашими сомнениями и глупыми страхами, с вашим несгибаемым упрямством, добротой и смелостью… Вы для меня словно живительный свет в темном тоннеле.
Он так и не поцеловал меня. И я прильнула к его губам сама. Я спасу его. Вытащу из любой бездны. Всегда буду рядом. Пусть сомневаясь и не понимая порой, но не отступлюсь. Слишком сложной оказалась моя дорога к любви.
Вкус губ милорда я успела уже позабыть. Или же в прошлый раз не распробовала? Плохо помнилось. Первый наш поцелуй был похож стремительный вихрь, вдруг ворвавшийся в настежь открытую дверь.Теперь все получилось иначе. Прохладные губы Эдвина словно замерли, мне не веря. Или себе? Он старательно сдерживался, все еще не отвечая, но грохот мужского сердца под моей чуткой ладонью, поведал все за него. Красноречиво и откровенно.
Мне стало вдруг страшно. А вдруг этот мой неуместный порыв он воспримет как новую глупость вздорной девицы? До поцелуев ли нам сейчас? Нет. Дети в беде, вокруг происходит нечто необъяснимое, а потому еще более опасное. Я резко выдохнула, закрывая глаза, и попыталась от него отстраниться. В тот же миг терпение лорда Морроуз иссякло.
Не отпустил. Резким движением отрезал все пути к отступлению, прижимая к моей спине стремительно разогревающиеся ладони. Легко прикусил дрогнувшую от испуга губу, влажно коснулся ее языком, открывая. Он все еще сомневался в себе, но назад у пути не было. Я его не остановлю, напротив — прижмусь всей грудью, протяжно вдзыхая.
Вкус ночного тумана, осеннего ветра, затяжных осенних дождей и первого снега. А еще — разведенного после долгой зимней прогулки домашнего очага, горячего вина, специй и хвои. Разгоряченный и жадный, он ворвался в меня острым чувственным откровением. Кружил голову, терпко пьянил и доверительно передо мной открывался. Эдвин в несколько долгих и сладких минут рассказал мне о том, как отчаянно-горько скучал. Как нуждался во мне, как тянулся ко мне всей своей сутью и по ночам тосковал в одинокой постели. Как все это время метался между чувствами, долгом и целым ворохом тяжких сомнений.
Я тоже ему отвечала. Ощущая себя рядом с опытным, явно умелым и зрелым мужчиной чуть ли не малым ребенком, я говорила ему о свободе, которую Эдвин мне дал. О моем ярком чувстве к нему. О том, как я им восхищаюсь, как хочу стать его правой рукой. Потому, что могу, потому, что всем сердцем желаю. Кто бы мог только подумать: оказывается, одним чувственным поцелуем можно так многое рассказать. Словами такого не скажешь…