Вечером Картер шел этим цветущим краем и видел, как с реки наплывают сумерки на дивный златошпильный Тран. И как раз с наступлением тьмы подошел он к южной заставе и был остановлен дозорным, одетым в красное, который не пустил его дальше, пока он не рассказал три несбыточных сонных видения и не показал себя сновидцем, достойным подняться по крутым и загадочным улицам Трана и пробавляться на торжищах, где раскладывают на продажу товары с нарядных галиотов. Тогда он прошел в неимоверный тот город через стену такой толщины, что ворота казались туннелем, и попал в средоточие извилистых распутий, вьющихся в глубоких теснинах меж воспаряющих в небо башен. Из-за решеток и балконов источали свет окна, и звуки свирели и лютни несмело ускользали из внутренних двориков, где лепетали мраморные фонтаны. Зная дорогу, Картер пробрался более сумрачными улицами вниз к реке, где в старой приморской таверне нашел капитанов и мореходцев, знакомых ему по бессчетному числу других дрем. Там он купил себе место до Селефаиса на огромном зеленом галионе и там же остался на ночлег после степенной беседы с убеленным сединами котом, который дремотно прижмуривался у громадного очага и грезил о былых битвах и забытых богах.
Утром Картер взошел на борт галиона, державшего курс на Селефаис, и сел на носу, между тем как отдавали концы и начиналось долгое плавание к Серенарианскому морю. Берега на многие лиги вниз по течению оставались всё такими же, как и выше Трана, с иногда возникающей справа на дальних склонах какой-нибудь затейливой кумирней или полусонной деревушкой у самой воды с крутыми красными кровлями и растянутыми на солнцепеке сетями. Держа на уме свои поиски, Картер дотошно расспрашивал всех моряков о тех, кого они встречали в тавернах Селефаиса, разузнавая имена и повадки чужаков с длинным и узким разрезом глаз, долгими мочками ушей, тонким носом и остро выпяченным подбородком, которые приходили с севера на темных ладьях и меняли оникс на резную яшму и золотую филигрань и красноперых певчих птичек Селефаиса. Об этих людях плаватели знали только ту малость, что в разговоры они вступают нечасто и сеют вокруг себя почтительный трепет.
Земля их лежала в далекой дали и называлась Инкуанок, и у немногих возникало желание там побывать, ибо это был холодный и бессолнечный край, прилегавший, по слухам, к неладному Ленгу; хотя с той стороны, где якобы простирался Ленг, вздымались высокие непроходимые горы, так что никто не мог знать, действительно ли там существует злоименитое плато с его ужасными каменными деревнями и не к ночи будь помянутым монастырем, или молву о нем породил тот страх, который мучает по ночам малодушных, когда то неприступное горное урочище чернеет на фоне восходящей луны. Несомненно, что Ленг досягаем с самых разных морей. О других сопредельных Инкуаноку странах те моряки представления не имели и слыхом не слыхивали о холодном пустолюдии и неведомом Кадате, разве лишь однажды, смутно и невесть откуда. Не знали они ничего и о чудном закатном городе, куда стремился Картер. Так что странственник больше не спрашивал о далекой далёчине, но поджидал своего часа, когда сможет поговорить с теми чужаками из холодной и бессолнечной земли Инкуанок, бывшими плоть от плоти тех самых богов, что высекли свое лицеочертанье на горе Нгранек.
Свечерело, когда галион достиг тех излучин реки, что пересекают благовонные джунгли Кледа. Тут Картер пожалел, что не может сойти на берег, — ведь в гуще тех тропических сплетений, уединенно и неприкосновенно дремлют дивные дворцы из слоновой кости, где некогда обитали баснословные государи страны, имя которой забыто. Волшба Предвечных сохраняет эти чертоги от вреда и упадка, ибо начертано, что придет день и они снова понадобятся; караванам слонов случается мельком их видеть вдалеке в лунном свете, но никто не отваживается близко к ним подступаться из-за их охранителей, блюдущих их целость. Но корабль летел дальше, и сумерки притушили дневной гул, и ранние звезды ответно мигали первым светлякам на речном берегу, и те джунгли отступали всё дальше назад, оставляя лишь свое благоухание в память того, что это было. И всю ночь напролет галион плыл, минуя тайны незримые и негаданные. Однажды впередсмотрящий крикнул, что холмы к востоку горят огнями, но сонный капитан на это сказал, что лучше на них не слишком заглядываться, поскольку дело весьма сомнительное, кто их зажег или что их зажгло.