Некто Финкельмайер

Так и произошло. Люстра вспыхнула, Никольский непроизвольно сдвинул веки и сразу же в изумлении уставился на эту залетевшую к нему птичку: он ее видел прежде! он ее встречал! где?! да здесь же, в тот прошлый свой приезд! — зовут ее как?! — да ведь он знает, знает! — она официантка из ресторана внизу! — Галочка, да, да, она — Галочка!

Тем временем скучным, незначащим взглядом смотрела Галочка на стол перед собой, и ее нижняя пухлая губка уныло отвисла, а поднятая к выключателю рука, едва полознув по стене, чтоб упасть, вновь скользила уже кверху. Никольский же почувствовал, что мышцы его физиономии вот-вот не справятся с напряжением, что он сейчас по-идиотски расхохочется, и шевельнулся. Галочка вздрогнула, взглянула, на мгновение обратилась в оцепенелого зверька и опрометью кинулась назад, в прихожую. Там в отчаянье затрясла она дверь, не соображая вовсе ничего.

— Галочка, куда же вы? — все еще сдерживая смех и деланно поигрывая баритоном, вопросил Никольский и вышел следом за нею в прихожую.

— Ой… — только и могла вымолвить Галочка. Она затравленно повернулась к нему лицом, чуть сползла спиной по двери, отчего ее ноги несколько согнулись в коленях, и стала равномерными, довольно неприличными движениями биться об дверь своим мягким местом.

— Добрый вечер, Галочка, неужто вы меня боитесь? — разулыбавшись широко, сказал Никольский. — Мы же с вами давно знакомы. Да пожалейте вы вашу попочку, что вы, Галочка? — ей-Богу!

Галочка подвигала ступнями назад, к двери, и выпрямилась, колыхаясь нервной струночкой.

— Ну здравствуйте. Не узнаете?

— Нет, — прошептала она. И попыталась улыбнуться в ответ.

— Что — нет?

— Узнаю, — сказала она хрипловато и кашлянула. Кажется, она начинала приходить в себя.

— Вот и отлично, — весело сказал Никольский. — Не бойтесь, честное слово! Это просто-напросто здорово, что вы тут оказались!

— Ключ дайте? Ну пожалуйста? — попросила она жалобно, и губы ее задрожали. Она готова была разреветься, чего Никольскому никак не хотелось.

— Ключ? Да конечно же, возьмите. А куда же я его дел? А, в той комнате!

Он повернулся, чтобы идти как будто за ключом, но спросил:

— А то пройдите? Сядьте на минутку-другую. Иначе я буду совсем уж невежливым!

Галочка спиною оттолкнулась от двери и, неуверенно переставляя туфельками, вошла в комнату. Никольский ушел в дальнюю, погремел в кармане ключами, и, когда вернулся, Галочка уже сидела за столом на краешке стула, деликатно держась обеими руками за сумочку, стоящую на сдвинутых коленях.

— Ну? — Никольский пододвинул стул и тоже сел. — Так вы, Галочка, и ускачете? Кстати, я-то знаю, как вас зовут, а вы меня — наверно, нет?

Она помотала головой и улыбнулась чуть доверчивее.

— Леонид — меня зовут, фамилия Никольский, местожительство — Москва, жены нет, детей, наверно, тоже!

Галочка, закидывая голову, сверкнув золотой коронкой, стала смеяться, и Никольский с удовлетворением отметил, что она не поспешила потянуться за ключом, который лежал на столе на половине расстояния между ними.

— Ой, надо же?! — возбужденно заговорила Галочка, то и дело перебивая себя нервным все еще смехом. — Надо же? — я тырк-тырк, куда, думаю, девала? Ну, надо же! — и вот бы попалась-то, пря-ам, уволили бы как штык, правда-правда! Если б начальство какое, правда же? Вот дура-то, надо, а?

— Я, Галочка, тоже начальство. Честное слово!

— Ой, ну вы! Вы… вы веселый! я же тогда еще помню! — радостно сказала Галочка. По самолюбию Никольского приятно защекотало. — Я — знаете? — доверительно продолжала она, — я сюда после смены всегда забегаю. В ванной-то, под душем-то помыться, знаете, как? Я ж в деревянном живу, в старом, воду пока натаскаешь, согреешь, ой, не говорите! А тута тоже — только в люкс горячую дают, да на кухню, а так нигде нет.

— Вот оно что!.. А я-то подумал, вселили кого по ошибке! Где ж ключ-то взяла?

Глаза у нее блеснули.

— Не продадите?

— Нужно мне больно тебя продавать!

— Сделала. Взяла с доски, дала знакомому слесарю, он и сделал такой же.

— Здорово. И никто не знает, что ты сюда бегаешь?

— Здеся, в гостинице? А никто. Литовка одна только знает, но она не продаст.

— Кто-кто?

— Литовка.

— Какая… литовка? — переспросил опять Никольский, смутно уже догадываясь, о ком идет речь.

— Ой, да эта же, Данька-то! Проигранная.

— Что-о-о? — Никольский даже подался к Галочке. — Постой, ты о чем это?

— Ой, Господи. А вы не знаете? Вы же с еврейчиком-то ее знакомы, нет рази? Тогда-то с ним все обедали, нет рази? — И так как Никольский продолжал смотреть на Галочку во все глаза, она пояснила: — Длинный-то? Ароном звать? Да ну же, из Москвы он, как вы тоже?

— Данута? — сказал наконец Никольский.

— Она, она! — довольная, подтвердила Галочка.

— Она литовка?

Вот оно что! Прибалтийское в ней — верно, верно! — и этот акцент, который он принял за польский!

— Так мне непонятно: почему она — проигранная?

Галочка даже всплеснула от удивления:

— Ой, да все же знают!

И она набрала уже воздуху, чтобы выпалить все подряд и вперемешку — ее манера говорить и мыслить была Никольскому уже ясна, — и потому он перебил ее: