Нелегалы 1. Операция «Enormous»

Но сколько бы ни была потенциально полезной разведывательная информация с ее блистательными идеями, необычайными расчетами и ориентирами, в каком научном направлении следует идти, сама по себе она была мертва. Мертва до тех пор, пока не находились требуемые самим Курчатовым доказательства, подтверждающие, что разведывательный «улов» не есть ошибка или дезинформация. Находя же ошибки в предлагавшихся для проверки расчетах, ученые грешили на своих неведомых советских коллег, дублировавших их по заданию Берии в какой-нибудь другой лаборатории — № 1 или № 3, не подозревая о том, что поправляли-то они, а иногда и отвергали решения заокеанских светил. А ошибаться было нельзя. И больше, чем кто-либо другой, понимал это Курчатов. Спокойный, сосредоточенный на людях, он становился в лаборатории при проведении опытов прежним пытливым исследователем, подвергающим сомнению каждый шаг.

Не было дня, чтобы он сам не проводил или не участвовал в постановке важнейших экспериментов. Будучи человеком чистым, добрым, обаятельным и в то же время необыкновенно ответственным, твердым и требовательным, он весь риск в исследованиях и практических разработках брал на себя, при неудачах никогда никого не ставил под удар. Сам строил уран-графитовый котел, разрабатывал методы диффузионного и электромагнитного разделения изотопов урана, экспериментировал в полутораметровом циклотроне. И в то же время вместе со своим заместителем В. В. Гончаровым налаживал связи с промышленностью, сам привлекал специалистов и научные силы из других институтов, проектных организаций и конструкторских бюро, способных помогать решению атомной проблемы, создавал новые институты по металлургии урана и плутония, высшие и средние технические заведения, мобилизовывал и создавал трудовые коллективы для выполнения срочных и сверхсрочных заказов. И люди охотно помогали бородатому академику Бородину. Он привлекал к тому или иному проекту всех тех, кто умел достичь результата малыми силами. Сам впрягался именно туда, где отставали, где он был абсолютно необходим. Одних он воодушевлял неистощимой энергией, честным, бескорыстным отношением к делу, вдохновлял грандиозностью поставленной задачи, других убеждал, что «атомная бомба должна быть сделана как можно скорее, чтобы продемонстрировать американцам, что она у нас тоже имеется, а если же на немного опоздаем с ее созданием, то можем „попробовать“ ее на себе».

Привнося всюду дух научного сотрудничества, уверенности в успехе дела, открытости и близких человеческих отношений со всеми — от солдата и кочегара до генерала и академика, — Курчатов необычайно быстро завоевал всеобщие симпатии — его обаянию и доброжелательности просто невозможно было противостоять. Обладая этими качествами, он также быстро приобрел друзей и единомышленников среди руководителей промышленности и Наркомата обороны. Работая в тесном контакте с ними, он проходил тем самым прекрасную школу организации новых больших коллективов и вовлечения их в небывалое и, в общем-то, рискованное по тогдашнему времени предприятие.

В походе за ликвидацию американской атомной монополии Курчатову особенно продуктивно помогал Б. Л. Ванников, который отвечал за срочное исполнение заказов промышленностью, строительство новых объектов и координацию всех работ по атомному проекту. Они оба как нельзя лучше дополняли друг друга. Пройдет какое-то время, и Ванников добьется, что Научно-технический совет по атомной бомбе возглавит Курчатов, получит права министра, и его личной подписи будет достаточно, чтобы еще более оперативно решались научно-технические, строительные, социальные и бытовые вопросы.

* * *

В конце октября резидент Леонид Квасников отбыл из США на американском пароходе «Натан Тоусон». Исполнять обязанности резидента в Нью-Йорке стал Анатолий Антонович Яцков, известный под фамилией Яковлев. Первую телеграмму за своей подписью он отправил 4 ноября 1945 года: