Нелюбимая

От маминого предположения стало невыносимо гадко. Мало того, что замуж насильно выдали, так еще и бросили в самый трудный для меня момент. А теперь вот на похвалу наткнулась, мол, молодец и самостоятельно работать умеешь. Ужас какой-то!

— Мам, не говори чепухи, — прошептала я, чтобы Герман ненароком не услышал всего этого и не придумал себе невесть чего. Между нами ведь только-только всё наладилось.

— Понимаю-понимаю, — мать кивнула в сторону кухни. — Слишком много людей. Но ты всё сделала правильно, — она ушла, я глянула ей вслед и впервые в этой женщине не узнала свою собственную маму.



12.

Встретив полночь, а вместе с ней и Новый год, мы какое-то время посидели за праздничным столом, а затем перебрались в гостиную, поближе к камину. Я и Герман заняли место на диване, Настя разместилась на широком подлокотнике кресла, в котором уже сидел Олег. Мои же мама с папой извинившись, ушли спать. Они давно привыкли ложиться в определённое время и если этого не случалось по каким-либо причинам, то выработанная за многие года привычка, всё равно не позволяла долго сопротивляться.

Герман любезно заварил всем нам зелёный чай и принес малиновый пирог, который испекла Евгения еще перед тем, как уехать домой к своей семье.

— Безумно вкусно, — нахваливала Настя десерт. — Боюсь, что через пару дней на мне ни одно платье не сойдется.

— Не беспокойся, я тебя любой буду любить, — Олег нежно поцеловал свою жену в плечо, а затем прямо из ее рук откусил пирог.

— Эй! Это мое, — беззлобно возмутилась Настя, но всё же позволила Олегу укусить пирог еще раз. — Мусь, повар у тебя просто замечательный. Знаешь еда, как будто мамой приготовленная, — девушка улыбнулась Герману.

— Почему именно Муся? — спросила я, медленно отпив из своей кружки чай, уж очень горячим он был.

— Всё просто, — начала Настя. — На это есть две причины. Когда я была маленькая, то мне трудно давалось произношение его имени. Коверкала просто безбожно. Поэтому долгое время Муся у меня безымянным ходил. А когда логопед помог мне, проблема вроде бы исчезла. Но Герман звучит всё равно как-то грубо, неестественно что ли. А нормального сокращения для такого имени я не нашла. Вот он и стал у меня Мусей. Песенка детская была про котёнка Мусю. Почему-то в голове засело это прозвище, я им и одарила братца. Да, Муся?

— Да, — выдохнул Герман. — А еще эта песенка, кажется, была про брошенного котёнка с порванным ухом. Как раз про меня, — сыронизировал муж.

— Ну ладно тебе. Андрюха как был Андреем, так и остался им, хотя тоже усердно пытался себе прозвище выдумать и меня заставлял, а ты всё равно Муся, — Настя внезапно осеклась и отвела виноватый взгляд в сторону.

— Всё нормально, — заверил Герман, решив, что сестра напрасно смутилась.

— Я ему недавно звонила, — теперь голос Насти был менее радостный. — Знаю же, что это он тебя спровоцировал.

— Тебя ведь там не было, — уголки губ мужа дёрнулись в горькой ухмылке.

— Я слишком хорошо знаю Андрея и поверь, для этого мне не обязательно всегда быть рядом. Хотела поговорить с ним, выяснить, что случилось, так он… Не поверишь, просто бросил трубку.

— Он, как всегда, в своем неизменном репертуаре, — недовольно хмыкнул Герман. — Давай не будет об этом, праздник всё-таки. Инцидент исчерпан, и я не намерен к нему возвращаться.

— Хорошо, как скажешь, — тут же сдалась Настя.

Мы посидели еще немного, Герман иногда прерывался на краткие звонки своих друзей, коллег и подчиненных, которые хотели его поздравить с наступившим Новым годом. Олег вежливо вызвался отнести на кухню наши пустые чашки и остатки пирога. Горничных мы всех отпустили, поэтому теперь на пару дней были предоставлены исключительно сами себе.

— Он непростой человек, — вдруг тихонько заявила Настя, подсаживаясь ко мне, пока Герман в очередной раз отошел для поздравительного звонка.

— Давно уже поняла, — я окинула фигуру мужа кратким взглядом. — И про его отношения с братом тоже знаю.

— Это вообще отдельная история, — Настя тяжело вздохнула. — Я просто хотела сказать, что у Муси были разные женщины, но ты первая, которая лично мне, действительно, понравилась и с которой Герман наконец-то успокоился и стал тем прежним Мусей, каким я его помнила еще с детства. Нрав у него отцовский, а жалостливый и ранимый как мать. Я прекрасно понимаю, на каких условиях ты вышла за него замуж, но знаешь, — Настя накрыла мою руку своей, — иногда такие браки оказываются, куда счастливей, чем осознанно выбранные нами самостоятельно. Просто не причиняй Муси боль, он и так уже знатно натерпелся.

— Он мне рассказывал. Но если честно, со стороны Герман не похож на человека, который перенес какие-то глубокие сердечные травмы.

— О! Это он у нас умеет. Как наденет маску безразличия или какой-нибудь дикой злости, так не сдерешь уже, пока сам не захочет. И знаешь, ты ведь часть нашей семьи, так что, если Муся обидит тебя, говори мне, я тебя одну не брошу, хорошо?